– Да-да, ты прав, – она говорит уже гораздо тише. – Точно! Завтра идем в клинику. Пусть дают нам другую женщину. И она родит нам сына! Я теперь сына хочу! Мне не нужна дочь!

Меня трясет.

– Не отдавайте мою девочку в детский дом, – молю врача. – Я подпишу все документы, – заверяю. – Оставьте ее со мной.

Мужчина с жалостью смотрит на меня, но не спешит с ответом и от этого делается еще страшнее.

– Пожалуйста, – шепчу. Чтобы хоть немного успокоиться делаю глубокий вдох и стряхиваю слезы. – Я буду хорошей матерью для нее.

– Знаю, – кивает. Снова хмурится. – Я посмотрю, что можно сделать, – обещает.

– Посмотрите на условия моего контракта! – вспыхиваю вспоминая один из пунктов, на который раньше не особо обращала внимание. – Биологические родители отказываются от ребенка, вы это слышите. Но я не отказываюсь!

– Я вас понял, – говорит с легким нажимом. – Отдыхайте, – кладет руку мне на живот и ободряюще улыбается. – Вам силы еще понадобятся.

С этими словами он уходит из палаты и оставляет меня одну.

2. Глава 2. Дима

– Ланской! Какие люди! – ко мне навстречу с раскрытыми объятиями идет Саня Хмельницкий. Один из самый крутых реаниматологов, с которыми мне посчастливилось работать. – Неужто все же решился и к нам перешел?

– Да вы без меня не справляетесь, – ухмыляюсь обнимая старого доброго друга. – Рузанову уволили, место освободилось, вот я и пришел.

– Не напоминай про Марьям, – отмахивается от меня как от прокаженного. – Ты б знал, как нам тяжело было избавиться от этой гадины.

– Сань, ну признайся, тебе ведь уже скучно, – смеется Кирилл Игнатов. Первоклассный торакальный хирург и заведующий детским хирургическим отделением. – Здорово, – протягивает руку вперед. Пожимаю.

– Ага, – Хмельницкий произносит с едким смешком. – Пациентов меньше приходится спасать.

– Сань, обещаю, со мной тебе будет скучно, – отвечаю шутливо. – Да и ты знаешь, по моему профилю редко кого можно встретить.

– Не говори гоп, мой друг, – Игнатов похлопывает меня по плечу. – Не говори гоп.

– Вот накаркаешь сейчас, – озвучивает свои мысли Хмельницкий.

– Я не суеверный, – отмахиваюсь от него. – Не боись!

– Не суеверный он, – смеется Майоров. Он и Леха Высоцкий тоже подошли к нам. – Ты смотри нам тут, не суеверный ты наш, не каркай. Ладно? Мы-то товарищи очень ранимые. Вон, даже с Хмельницким никто на дежурство не хочет ходить.

Коридор заполняет мужской смех.

Работать в одной команде с такими профессионалами, как эти ребята, самое лучшее, что могло случиться со мной. Но их странный юмор для меня не понятен.

Ладно! По ходу дела все разберем.

– Не кипятись, Миш, – уступаю товарищу.

Я не собираюсь со своим уставом лезть в чужой монастырь, ведь это я пришел к ним в отделение, а не наоборот. Здесь уже устоявшийся коллектив, свои правила и обычаи.

Мне остается только следовать им.

– Понял, – поднимаю на уровень грудной клетки раскрытые ладони. – Вы суеверные. Над вами не буду шутить.

–Уж постарайся, – смеется Саня. – А то живо научим, как Родину любить.

– С нас станется, – вторит ему Миша Майоров. – В течение месяца поставим тебе все дежурства с Саньком.

Парни ржут. А я смотрю на них и не понимаю причины подобного поведения.

Куда я попал?

Если они хотят меня напугать, так не на того напали. Мы ведь неоднократно работали вместе и каждый из них знает, какой я бываю дотошный в операционной. Это ведь просто капец!

Я крайне скрупулезно подхожу к своей работе. У меня на столе зачастую лежат новорожденные дети, которым нужно спасать жизнь.

Там счет идет на минуты, ведь нужно сделать все не только быстро, но и качественно. Крохе потом еще от наркоза отходить и приходить в себя.