— Кто ты такой? — повышает голос Игорь. Выходит из себя, потому что его заслуженно унизили.

— Перед тобой я не обязан отчитываться, — легко переходит на «ты». Отзеркаливает высокомерие, но делает это так искусно, что мой жених теряется. Сразу становится понятно, кто здесь главный. Этот мужчина давит уверенностью, силой, жесткой энергетикой, но Стас на него смотрит недобро, может, мне показалось?

— Я этого так не оставлю, — цедит Игорь, убирая руку.

— Могу посоветовать неплохие военно-спортивные секции, где из таких, как ты, пытаются сделать мужиков, — неожиданно выдвигается вперед Стас и застывает напротив Гаранина. Глаза Игоря вспыхивают бешенством, но я замечаю, что даже его охрана прячет ухмылки. — У кого-то получается, потому что с душком родился, а кому-то бесполезно время тратить, кем был в детстве, тем и остался, — Стас недвусмысленно смотрит на Игоря, а я пытаюсь понять: мой телохранитель знал моего жениха раньше, или его слова — результат работы спецслужб? Они ведь могут найти информацию на каждого?

— Не пожалей о своих словах, — негромкое предупреждение, но его услышали все, кто стоял в кругу.

Больше Игорь ничего не сказал, отошел от нас, полез в карман за телефоном и принялся кому-то звонить. Когда он закончил говорить, не оглядываясь, спустился к своей машине. Мы все могли наблюдать за его действиями через стеклянные двери. Сослуживцы Стаса беспокоились об Артеме. Оказывается, все они ждали, когда закончится операция.

Ожила рация у того спецназовца, который отказался представляться Игорю.

— Один ушел, второй трехсотый, везем в больницу, — раздается зернистый голос, который очень сложно воспринимать на слух. В моей руке вибрирует телефон, на экране имя отца. Смотрю во двор больницы, через стекло, машина Гаранина стоит на месте.

— Юнона, ты прямо сейчас выйдешь из больницы и сядешь в машину к своему жениху, — я очень хорошо знаю этот тон, отец в бешенстве. Страх заползает под кожу, холодит все внутренние органы.

— Папа, в меня опять стреляли, — пытаюсь достучаться до него. Я боюсь, когда он в таком состоянии, ничем хорошим для меня это не закончится.

— Ты сейчас же пойдешь и сядешь в машину к Игорю. Или я сам тебя пристрелю, — цедит сквозь зубы. Стас замечает, что меня трясет. Он отходит от ребят, забирает из моих пальцев трубку. Я ее сжимала с такой силой, что удивительно, как не треснул экран. Подносит телефон к уху, недолго слушает, сбрасывает разговор, а на меня смотрит так, что я начинаю задыхаться. Что там мог сказать отец?..