– Уберите нож, давайте поговорим как цивилизованные люди.
– Лодку мне сюда вызови.
– Виталий, нам надо разобрать ваш кейс, все плюсы и минусы этой ситуации, а также инсайты, которые можно из этого извлечь.
– Лодку, сука! – орал я.
– Хорошо, хорошо!
Валерон по рации связался с лодочниками, которые обещали приплыть через какое-то время.
– Люди! Вы не видите, что он пиздит, как Троцкий? Он ничего этого не выдумывал. Нет тут уникальных методик. Все целеполагание он в армии украл. Я служил, видел. Все эти постановки задач, бесконечные планы, подведения итогов. Да и все остальное откуда-то тоже спиздил.
– Вы ошибаетесь, – фыркнул Валерон.
– А ведь и правда, – откликнулся Антон, – отсылки есть, как неожиданно. Валера применяет армейские методики. Великий человек.
– Великий человек! Великий человек! – шептала толпа.
– Я проводник слепых людей в мир осознанных, – магическим голосом вещал Леопольдов.
– Слышь, идущий к реке, завали уже! Я за вещами, и пусть только хоть одна падла сатанистская ко мне подойдет, порежу на хуй! – Держа нож на вытянутой руке и периодически истерично помахивая им, можно открыть любые двери, даже те, что не существуют. Запишите! Философ Виталий Штольман. Из хроник Селигерского путешествия.
– Виталий, Виталий, у вас еще есть шанс все исправить и осознаться, – нарисовался предо мной Антон.
– Блять, ты еще хули пристал? Я в закат, больше не увидимся!
– У нас же наш чат единомышленников!
– Антон, ты – долбоеб?
– Я – Георгий! И я не долбоеб! Валера говори… – осекся он.
– Вот видишь, – перебил я его, – у тебя даже своего мнения нет, а лишь Валероновское. Все, бывай, – я похлопал его по плечу и пошел.
Водная карета прибыла.
– Так завтра ж у вас отъезд, – возмущался лодочник лишнему рейсу.
– Да все, преисполнился я в этом мире, – запрыгивая в такси, зло ответил я.
– Странные вы какие-то.
– Они.
– Что?
– Заводи уж мотор, капитан. Вези меня с этого проклятого острова.
– Это я могу, – повеселел мужик.
Добираться пришлось на попутках. Какой-то дед докинул меня до Торжка, а там дальнобой сжалился над бедолагой у дороги. Весь путь до Москвы он ржал, как ретивый конь, над моей историей, а вот редактор газеты сей материал не оценил, наотрез отказавшись его публиковать. Я потребовал возместить мне 10 тысяч ущерба и еще накинуть за моральный. Получил отказ. Послал их всех. Уволили. Расстроился, но не сильно. Знатное вышло приключение, финал которого стоило обмыть. Ну и обмыл.
Утром я сидел на балконе, попивая кофе под сигаретку, и размышлял о высоком. О своей больной голове. В двери зашерудили ключи.
– Привет, чего сидишь грустишь?
– А чего веселиться? – вздохнул я.
– А я тебе сальца маминого привезла.
– Спасибо!
– Ну улыбнись, что ль!
– Голова болит!
– Как дела на работе?
– Выгнали!
– Как это выгнали?
– Был не понят.
– Снова?
– Да! Не понят в секте, не понят в газете. Журналистика еще не готова к философии Виталия Штольмана.
– Ты неисправим.
– Одна радость в моей жизни.
– Я? – игриво улыбнулась Женька.
– Тещино сало. Доставай уже. Страсть как хочу!
– Вот дурак!
– Тоже тебя люблю.
– И сало?
– И сало.
Заведующий
Больной зуб заставил меня снова обратиться к народной медицине. Еще пред первыми петухами я направился в поликлинику, чтобы получить заветный талончик. Выдавали их ровно с 8 утра на весь день, минута промедления могла стоить часов ожидания избавления от боли. Аппараты, выдающие талоны, конечно, были, однако ж они стали частью декора поликлиники, потому от руки их выписывали теточки из регистратуры.
Естественно, я приехал заранее, чтобы взять талон на 9. Тоже очень интересный вопрос. Их выдают с 8, а прием через час. Жди тут, страдай! А в поликлинике еще и атмосфера очень напряженная. Персонал злой, как собаки, гавкают на всех и ходят по узким коридорам словно танки, идущие в атаку через баррикады, а слово «извините» вымерло там вместе с мамонтами. Народ негодует на долгие очереди, да и в целом.