Воспоминания о подруге невольно вызвали во мне прилив сочувствия к человеку рядом.

– Извините, можно вас? – позвала я проходящего мимо бортпроводника. Боковым зрением я увидела, что шотландец открыл глаза. – Я хотела бы еще шампанского.

– Мы готовимся к взлету, мисс Бриворт.

– Я очень быстро. Обещаю.

Конечно, он не выразил восторга по этому поводу, но шампанское принес. Я поблагодарила его улыбкой и обратилась к шотландцу, который опять закрыл глаза:

– Выпейте!

Он уставился на меня своими голубыми льдинками:

– Что?

Я протянула ему бокал:

– Это поможет.

– Вы о чем? – он поднял бровь.

– Это страх полета или только момента взлета?

Вместо ответа он сердито буркнул:

– Я не пью шампанского.

– А сейчас выпьете. Это, конечно, не виски, но оно снимет напряжение.

Он молчал, и я вздохнула:

– Господи, да не перестану я считать вас альфа-самцом только потому, что вы боитесь летать.

Тут он выхватил бокал из моих рук и выпил залпом. Вытирая губы, сумрачно произнес:

– Только взлет и посадка.

Видимо, ему нелегко далось это признание, поэтому я подавила улыбку:

– Неудивительно. Самолет – не драккар[7].

– Я шотландец. Не скандинав.

– Если вы пытаетесь убедить меня в том, что в ваших жилах не течет хоть капля скандинавской крови, то я вам не верю.

Бортпроводник подошел, чтобы забрать пустой бокал, но мой сосед его даже не заметил – он смотрел на меня так, как будто впервые увидел:

– Шведской.

– Что?

– Шведской крови. Мой прапрадед был шведом.

– Так я и знала! А вы еще спорили, когда я называла вас скандинавом. А я-то была в какой-то степени права, чисто технически.

– В еще большей степени вы вредная.

– Ну, здесь мне за вами не угнаться. Хотя сейчас я начинаю задумываться: возможно, тот противный парень, которого вы мне демонстрировали, на самом деле вел себя так из-за страха полета, а не потому, что он действительно противный?

– Противный парень? – он прищурился.

– Ну да. Вы вели себя со мной отвратительно с первой минуты нашей встречи.

– Позвольте не согласиться! Это вы с первой минуты нашей встречи лезли мне под руку. Как еще я должен был себя вести?

– Да вы меня практически сбили с ног у той стойки на выходе!

– Я вас не заметил.

– Серьезно?

– Вы метр вместе с каблуками. Серьезно.

– Мой рост метр шестьдесят. А с каблуками метр семьдесят.

Его взгляд снова прошелся по моему телу, задержавшись на ногах.

– По вам не скажешь.

Я нахмурилась:

– Вы намекаете, что у меня короткие ноги?

– Нет, на это намекает ваш рост.

– Для невысокого человека у меня как раз поразительно длинные ноги.

– Поразительно то, что вы любую тему можете превратить в спор. Это талант.

– Вы отвлекли меня. Я хотела сказать, что если на ваше поведение влиял страх полета, то и я была не в себе по причине нервного переутомления.

Если не ошибаюсь, при этих словах в его взгляде промелькнуло любопытство.

– Нервное переутомление?

– Тяжелая неделя выдалась, – кивнула я.

– Вдали от любимого?

– Вдали от… кого? – о чем это он?

– Ну, «солнышко» из телефона.

Я засмеялась:

– Это Харпер, моя лучшая подруга!

– Я удивлен, что у такой вредной особы есть лучшие подруги.

– Да меня все любят! Если бы вы сами не были взвинчены, вы бы тоже могли меня полюбить.

– Послушайте, я был зол не из-за страха полета. Я не был с вами знаком, не заметил, что ударил вас ноутбуком, но если бы вы не налетели на меня, как дикая кошка, я бы, возможно, извинился.

– Сомневаюсь. Вы невоспитанный. Скажите, как вы извинились за то, что оскорбили меня в «Олив энд Айви»? За то, что нагрубили у кофейного киоска? А?

Он рассмеялся, и этот хриплый сексуальный смех вызвал всплеск наслаждения внизу моего живота. Такая реакция моего тела на его смех ошеломила меня.