В-третьих, эта книга прежде всего о конкретных людях, через личности и судьбы которых высвечиваются исторические события и художественные явления. Герои книги принадлежали к самым разным сословиям (от бюргеров и мелких дворян до титулованной знати и августейших особ), некоторые из них не были русскими по крови и даже не знали русского языка, хотя находились на службе у Российской империи. Необходимо, впрочем, заметить, что понятие «русские» в ту эпоху имело обобщающий характер и относилось ко всем подданным российских монархов, будь то украинцы, немцы, поляки или жители прибалтийских провинций.

Тем не менее всех персонажей этой книги объединяли любовь к музыке и интерес к творчеству и личности Бетховена.

Понятие «меценат» в данном контексте также следует трактовать расширительно. В обычном смысле меценат – богатый покровитель искусств, щедро тратящий личные средства на заказ художественных произведений и на бескорыстную помощь артистам. Однако в таком случае меценатство ограничивается материальной сферой, что не всегда верно и справедливо.

В широком смысле меценатство подразумевает не только финансовую поддержку творца, но и создание условий, в которых его творчество могло бы находить моральную опору и общественное одобрение. Это было подчас не менее важно, чем денежное вознаграждение. Общественное мнение в XVIII – начале XIX века создавалось не столько прессой, сколько просвещенными и влиятельными знатоками. И эти знатоки отнюдь не всегда были богатыми людьми. Даже не слишком состоятельный ценитель искусства мог содержать салон, организовывать выступления выдающихся артистов, пропагандировать их сочинения. С другой стороны, в Вене был хорошо известен феномен скупого мецената в лице барона Готфрида ван Свитена. Как замечал Герман Аберт, барон с помощью сбора пожертвований, куда вносил и свою долю, собирал значительные средства на важные художественные цели (например, на организацию исполнений ораторий Гайдна и Генделя), «однако непосредственно для музыкантов карманы богача оставались закрытыми»[5]. Тем не менее с ван Свитеном поддерживали отношения и Моцарт, и Гайдн, и молодой Бетховен, посвятивший ему свою Первую симфонию.

Очагами, в которых тогда взращивалось и распространялось высокое искусство, причем самое современное, были небольшие дружеские кружки и частные светские салоны, а не консервативные официальные институты вроде придворных капелл и иных учреждений. С институтами у Бетховена отношения обычно не складывались: он слишком выделялся на общем фоне и не умел ни руководить кем-либо, ни подчиняться. Зато с людьми, способными понимать и ценить его творчество, Бетховен общался охотно, причем не только на сугубо музыкальные темы.

Важно отметить еще одно обстоятельство. С точки зрения истории искусства Бетховен – фигура первой величины, а цари, короли, князья, дипломаты, полководцы, министры и прочие лица, не говоря уже о рядовых чиновниках различных ведомств, – фоновые персонажи, зачастую мелкие до неразличимости. Но в глазах современников все было едва ли не наоборот: сильные мира сего творили историю государств и народов, начинали войны и заключали мир, перекраивали карты Европы и переписывали законы, государственные служащие отвечали за четкое функционирование бюрократических механизмов, а музыканты во всех этих процессах никакой существенной роли не играли. Они лишь привносили в суровую реальность гармонию и красоту – ценности высокие, однако слишком абстрактные, чтобы вершители судеб уделяли им много внимания. «Князей было и будет тысячи, Бетховен же только один» – эти горделивые слова из апокрифического письма композитора к князю Карлу Лихновскому