Я обиделся. Мне казалось, что Джек ходит со мной, а Бурелом – так, третий в тосте. Оказалось, наоборот.

– Мишка, а ты часом не хил? – спросил я. – Живот ноет.

– Не, сорян, – ответил Бурелом. – Говорю же, я Гость. Мне скоро курсы первой помощи откроются – полезная тема, потому что она слоты обычных проф не занимает. Да и в бою отхилиться бывает нужно.

– Когда мы найдем четвертого, то я непременно попрошу его выучить медицину, – пообещал Джек. – Жаль, нельзя обладателю маяка письмо скинуть.

– Это если он еще профы не брал. – Медведь топтал мои грезы без жалости. – А так окажется, что и у того оба слота заняты… В общем, братан, надейся.

– Стойте, – обратился я, прислоняясь к столбу и сдувая волосы со лба. – Что произойдет, если в Версиане умереть?

Медведь с Джеком переглянулись.

– Формально ты должен реснуться в ближайшем госпитале или на особой точке для воскрешения, – начал задвигать Бурелом. – Только ты пойми, что это тебе не на компе рубиться. Повреждения, которые ты получишь, будут восприняты мозгом со всей серьезностью.

– Есть официальные цифры, – подхватил Джек. – Лабораторные испытания сиано-костюма показали, что в трех процентах случаев разум передает на тело сигнал, что оно уже мертво, если источник этого сигнала получен в игре. Правда, исследования касались новичков. И вроде бы эту байду давно пофиксили…

– Короче, если ты помрешь тут – есть три процента вероятности, что в реале повторишь подвиг, – закончил медведь.

– Что? – не поверил я. – Вы хотите сказать, что игровая смерть в Версиане в трех процентах случаев убивает в реале?

– Да, – кивнул Джек. – В этом изюминка. Хотя, на мой взгляд, такого быть не должно.

– Нет… – Я обнял столб, осмотрел проспект. – Еще раз, и медленнее. Все, что способно убить в жизни, убивает и в Версиане, в игровом смысле. Вот эта машина, под колеса которой я зайду, или если кирпич упадет на голову, или мне загонят перо в бочину при попытке взять криминальный квест – внутри игры я как бы умру. А затем три процента от этого отразятся в реале – верно?

– Бро, смотри на это так, – посоветовал медведь. – Есть девяносто семь процентов, что ты не умрешь. А вообще люди не зря тут ищут броню, поднимают параметры, качают эмпатию. Когда ты понимаешь, что источником уходящего урона были нарисованные пиксели – мозг не воспринимает смерть как настоящую. После этого порога ты в безопасности. Вот если ты веришь, что тебя убили по-настоящему, – начинай отсчитывать три процента.

– Закон больших чисел говорит, что бояться нечего, – осторожно сказал Джек. – Другое дело, почему ты поднял этот вопрос. Тебе больно, так? Ты хочешь умереть в игре, чтобы начать играть от ближайшей больницы уже здоровым. Но это значит, что ты расцениваешь боль в животе как настоящую. И поэтому любую смерть твой разум тоже расценит как настоящую, что заносит тебя в группу риска. Арбестер, я советую тебе не искушать сервер. Когда поймешь, что все вокруг – игра, ты сможешь отгородиться от опасности. Но не раньше.

– Короче, ходи с нами и потерпи маленько, а мы тебя в обиду не дадим, – утешил Бурелом.

И он снова повернулся ко мне задом, словно показывая мне свое место. А я плелся следом, вспоминая нацеленный на меня ствол, заряженный тремя процентами смерти.

Так, получается, даже НПС может меня завалить!

Не знаю, где и когда в Версиане начинается геймплей, но я чувствовал, что уже завяз в нем по уши.

– Эй, Арбестер, – позвал меня Джек. – Не хочешь сам профу выучить?

– Какую? – спросил я, все больше впадая в уныние. – И зачем?