– А ты уверен, что это следы твоей телеги?

– А как же? Другой такой даже в Залетаеве нет. Я ее в Североеланске у одного еврея купил, а он божился, что колеса из самого Томска привез. Нет, не мог ошибиться. Потом следы на берегу. Я что, следы своего работника не узнаю? Сколько я их на подворье видел да возле мельницы!

– Там только его следы были?

– Нет, еще одни, поменьше, но вроде как не от сапог, а от башмаков. Таких я сроду не видел. Ни у себя, ни поблизости. Дорого стоят, в них по городским мостовым ходить, а не по нашим колдобинам.

– Получается, твой работник сбежал, прихватил двух лошадей и телегу и уже после побега встречался с незнакомым человеком в городских башмаках?

– Воистину так! – закивал головой Петухов.

– Может, он подвозил кого-то или случайно знакомого встретил?

– Дак в тех местах дорог вовсе нет, и зачем им потребовалось к озеру спускаться? – проявил внезапную смекалку мельник. – Непременно они о встрече раньше столковались. Может, тот, в башмаках, Ваньку моего с умыслом дожидался? Может, они еще раньше сговорились моих коней свести?

– И для этого им пришлось ждать полгода? Так трудно было увести лошадей?

– Кто их знает? – пожал плечами Петухов. – Была бы охота! Украсть все можно, сторожей везде не наставишь!

– Урядника просил, чтобы коней отыскали?

– Просил, только толку никакого, до сей поры ищут! Ни Ваньки, ни коней!

– Скажи… – начал было Алексей, но за его спиной внезапно открылась дверь. Правда, он не сразу оглянулся, потому что заметил, как в мгновение ока сник и осунулся мельник.

Глазки его забегали, и он принялся мелко-мелко креститься, приговаривая трясущимися губами:

– Свят, свят, свят! Нашли все-таки, язви их в душу!..

– Нашли, – сказал Иван и вошел в комнату. Видно было, как он устал, но глаза его сверкали торжеством. Он подошел к столу и выложил на него пару женских башмаков и свернутые рулончиком чулки. – Смотри, Алексей Дмитрич, недостающая часть туалета утопленной барышни. Отыскались в сундуке у этой дамы. – Он кивнул в сторону Акулины, которая вошла вслед за Иваном в сопровождении пристава. Тот опять держался за щеку, и вид у него был не менее усталый и измученный, чем у Ивана.

– А вот еще вещица, весьма занятная, ваше высокоблагородие. – Тараканов протянул Алексею темную, подбитую ватой тальму. – Утверждают, что вещи принадлежат дочери, но я Капку помню, для нее эти башмаки маловаты будут. Да и сама одежка дороговата, в таких обновах Капка отродясь не щеголяла.

Алексей взял в руки и внимательно осмотрел сначала ботинки – они были из хорошей кожи, и тачал их явно отменный мастер. Чулки тоже были шелковыми, тонкими, с недавно вошедшей в моду пяткой. Стоили они прилично и только-только появились в Североеланске, так что прижимистый мельник вряд ли сподобился бы купить столь роскошные чулки своей дочери.

– Ты говоришь, чулки и башмаки для дочери куплены? Так почему они постираны и почищены, если ни разу не надеваны? Как я понимаю, дочь теперь с вами не живет? Но почему столь дорогие вещи не забрала с собой? – спросил он у Акулины, которая понурившись сидела на лавке возле окна. Та вздрогнула и уставилась на него затравленно, словно ее только что крепко избили. Стянув вместе концы платка, она тихо произнесла, причем губы ее побелели и тряслись так, что Алексей едва разобрал ответ:

– Воистину так, Капкина одежа! С рук куплена, потому выстирана. В приданое сготовила.

– И это тоже, скажешь, Капкино приданое? – Иван подсунул ей к лицу тальму. – Смотри, даже кровь как следует отстирать не удосужилась! Говори, за что барышню убили? Говори! – Он схватил Акулину за шиворот и хорошенько тряхнул. – Признавайся, на пару с сынком зарезали? Или его покрываешь? – И кивнул на мельника. – Одежда явно снята с убитой, тут без экспертизы понятно!