– Значит, тебя засекли, – сказал Иван и принялся скручивать уже третью за день самокрутку. – Где-то прокололся! Но что-то слишком уж откровенно они тебя пасли! Хотели показать, что не боятся, или решили попугать?

– Это зависит от того, за кого они Савелия приняли! – сказал Алексей. – Если за полицейского, то такая наглость просто вызывающа, если за себе подобного, то вряд ли стали бы церемониться. Надавали бы по шее или пришили в первом же глухом переулке.

– А по мне, Корнеюшка, – сказал Иван ласково и пыхнул несколько раз самокруткой, выпустив в окно клубы черного, как из пароходной топки, дыма, – у тебя голова помутилась от грядущих неприятностей. Через два дня Михалыч появится, а вы с Черненко никак Наумку и его шаромыжников на нары не законопатите. Оборзели они, просто спасу нет, а вы все миндальничаете, вокруг да около ходите. Видно, мужик этот, купец, шустрее тебя оказался и по-своему с Наумкой разобрался. Иначе откуда у жидка фингал нарисовался?

– Так то и Дунька могла запузырить, – вздохнул Корнеев и с тоской посмотрел на Ивана, – она баба заводная.

– Дунька не Дунька, но тебе мой совет, Корнеюшка, дуй-ка ты на базар и забудь про купчину! – Глаза Ивана блеснули. – Я тебе по секрету скажу: Михалыч перед отъездом приказ подписал, дескать, кто из агентов карманника или еще какого жулика в холодную определит, то ему половина от того барыша, что вор поимел, в награду переходит, да вдобавок еще десятая доля – премия, так сказать!

– Врешь? – Лицо Корнеева оживилось. – Опять провести хочешь?

– А это твое дело, – Иван пожал плечами и смерил его равнодушным взглядом, – хочешь, верь, а хочешь, не верь! Мы вот с Алешкой тоже решили после обеда на базаре попастись. Лишние финажки кому помешают?

Корнеев натянул картуз на голову, встал со стула и сказал:

– И впрямь дело говоришь, Иван! Засиделся я тут с вами! – И, кивнув на прощание, вышел из кабинета.

– Что ты ему опять нагородил? – сказал Алексей с досадой. – Какой приказ? Какая премия? Добьешься, что Федор Михайлович вздует тебя за твои шуточки!

– Какие шуточки? – напыжился Иван. – Я за дело болею. Ни Черненко, ни Корнеев за неделю ни одного босяка не поймали. Обленились, как коты монастырские, мышей не ловят. Вот их-то Михалыч как раз и вздует, когда сводку увидит!

– Боюсь, что сводки он как раз не увидит, – сказал Алексей и обреченно предложил Вавилову: – Давай помогу, все равно ведь не мытьем, так катаньем своего добьешься!

Иван покачал головой.

– Премного благодарен, только сейчас не до сводки будет. Гляди, кто к нам пожаловал. Наверняка что-то необычное случилось, если Карп Лукич самолично в полицию прикатил.

Алексей выглянул в окно. Внизу у крыльца управления переминался с ноги на ногу плотный широкоплечий человек с заметным брюшком и с красной, изрядно вспотевшей лысиной, которую он то и дело вытирал носовым платком. Одет он был по-европейски, но в лакированных сапогах, а в руках держал котелок и тяжелую трость черного дерева. Алексей тотчас узнал его. Это был известный в городе спиртозаводчик Полиндеев, по многим причинам полицию не любивший. Поэтому Иван правильно заключил, что только из ряда вон выходящее событие могло привести Карпа Лукича в здание, с которым у него был связан целый ряд грустных воспоминаний.

Иван свесился в окно и весело прокричал:

– Неужто в гости, Карп Лукич?

Полиндеев вскинул голову и с испугом посмотрел на Вавилова, но, видимо, узнал, потому что развел руками и глухо ответил:

– Все пути господни! Коли бы не нужда…

– Что ж, поднимайтесь на второй этаж и сказывайте, что за нужда такая объявилась, – приказал Иван уже более строгим голосом и посмотрел на Алексея. – Будь ласков, встреть его на лестнице, а то дежурный докопается, куда да зачем…