– Сил нет подобную чепуху писать! – произнес с досадой Иван и отодвинул от себя стопку бумаг. – Ни одного стоящего преступления. Все очевидные, ничего интересного. По краже у Миллера много непонятного! Но Юсупов, думаю, рано или поздно расколется. За него сам Федор Михайлович взялся! – Он снизу вверх посмотрел на Алексея. – Но, смотри, уже три месяца по всякой ерунде работаем. Хоть бы шайка какая стоящая появилась, чтобы кровь разогнать, а?

– Типун тебе на язык! – засмеялся Алексей. – Хочешь по жаре с высунутым жалом бегать?

– Да лучше бегать, чем в кабинете от духоты загибаться, – вздохнул Иван и тоскливо посмотрел на сводку. – Этой дряни вздумалось в чернильницу свалиться. Я думал, она утопла, пером поддел, а она, глянь, извернулась и прямо на бумаги. Придется переделывать, глаза б мои на эту сводку не глядели. – И весьма красноречиво уставился на Алексея.

– Видишь, наш Егор[1] опять отличился, – сказал Алексей, словно не замечая умоляющего взгляда приятеля. Он взял в руки сводку и прочитал: – …Через два часа задержаны урядником Зайцевым и опознаны крестьянином Костомаровым. – И улыбнулся. – Я уж думал, он в отставку подался, нет, смотрю, жив курилка! Служит!

– Да уж, Егору в руки только попадись! – сказал мрачно Иван и достал из кармана кисет. – Ты взгляни, какие бумаги от уездного пристава пришли! Премию Зайцеву испрашивают и медаль. Его ведь, оказывается, чуть не убили по осени, а мы даже не знали.

– Что ты говоришь? – Алексей покачал головой. – Это кто ж таким ловким оказался?

– А ты почитай, почитай!

Алексей взял лист бумаги с гербовой печатью. Это был рапорт станового пристава Быкова по поводу «выдающегося отличия урядника первого участка, четвертого стана, Базинской волости, Тесинского уезда Зайцева Егора».

Довожу до Вашего сведения, – обращался к начальнику полиции пристав, – что, 22-го числа октября месяца 1891 года полицейский урядник Зайцев, узнав об уводе с постоялого двора лошади казака Кириченко, отправился преследовать вора, которого и настиг на выезде из села Макарьева. Вор ехал верхом на украденной лошади. Когда, вопреки приказу, он не захотел покинуть седло, урядник, спешившись сам и стащив вора на землю, повел его и лошадь обратно в село, держа ее в поводу. Изловчившись, вор ударил кнутом лошадь и, когда та, бросившись в сторону, потянула за собой урядника, внезапно нанес ему удар в бок острым шилом, которое хранил в голенище сапога. Урядник Зайцев схватил вора одной рукой за горло, а другой – за кисть с шилом, свалил его на землю и стал кричать, призывая помощь.

В это время вор, оказавшись довольно сильным, вырвал руку с шилом и нанес еще две раны уряднику – в шею и в руку. Зайцев не смог больше удерживать его, и тот скрылся…

– Да, – покачал головой Алексей, – что-то оплошал наш Егор, не проверил этого мерзавца на оружие. И почему-то Ермашки рядом не оказалось, они же друг без друга никуда?

Иван пожал плечами.

– Макарьево, между прочим, не Егоров участок. Оно верстах в двадцати от Тесинска, но там урядник заболел, вот и пришлось Зайцеву два участка обслуживать.

– Все понятно, – сказал Алексей и снова взялся за рапорт.

Собрав последние силы, – читал он, – урядник Зайцев в изодранной одежде, истекающий кровью добрался до первого жилья, откуда и был перевезен для подания медицинского пособия в земскую больницу. Уведенная у Кириченко лошадь поймана и возвращена по принадлежности. После принятых затем розысков другим урядником Вепревым и сотником Савеловым задержан 27-го числа октября месяца того же года в селе Сорокине на базаре и вор с паспортом на имя мещанина Якова Лыкова.