Смеяться всё хочется меньше.
Двадцать лет назад в нашем мире стран стало в разы меньше, чем было до этого. Если быть точной, то их осталось двадцать семь. Большие поглотили более маленькие, кто-то сам решил присоединиться к кому-то. Сделалось это для того, что в основном более маленькие и так зависели от больших. Тем более, так легче управлять.
– Сейчас ещё возможны войны, так как правители меняются – они умирают, а на их место становятся новые люди, опытные или не такие опытные. От них никогда не знаешь, чего ожидать, поэтому и было найдено такое решение на общем совете всех стран.
– То есть в курсе и другие? – уточнила я.
– Да, – мама выдала кивок. – Вы специально обучаетесь всем нужным наукам, позже у вас будет достаточное количество времени, чтобы изнутри понять всю систему. Не стоит переживать, что вы заболеете и умрете или… случится что-то подобное. Тем более, когда во главе находится только один человек, который не меняется, то это благотворно на всех сказывается.
– У вас будет то, чего нет у других, – голос отца прозвучал гордо, – время. Возможно, ты, Доусон, или ты, Нора, будете руководить целой страной. Разве это не замечательно?
– Нет, – ответила только я, видя, что брат задумался. – Доусон?
– В том, что нам только что сказали есть смысл, Нора.
– Нет! В этом нет никакого смысла! Мы с тобой лишь удачный эксперимент. Не более. Кстати, если об этом речь, то сколько было неудачных экспериментов до нас?
Ни мама, ни папа не ответили на этот вопрос, но он и не потребовался. Много. Очень и очень много.
– Нора, не будь так категорична. Ты пока не понимаешь, какой это шанс. Но со временем поймешь и будешь благодарна за эту возможность.
– Да не нужно мне это ваше бессмертие! – с этими словами я встала с дивана и выбежала из гостиной, направившись в собственную комнату на третьем этаже, где остановилась, тяжело задышав и ощущая, как сдавливает грудь.
Смешанные чувства терзали меня – гнев, обида и страх. Я без понятия, что делать, как реагировать на всё это. Моё сердце заболело от предательства и лжи.
Мой взгляд зацепился за фотографии, развешанные на специальном стенде. На одной из них я с родителями счастливая ем сладкую вату, на другом сижу верхом на Доусоне, представляя его своей лошадью. Мне тогда было пять, а ему шесть. На третьем фото я стою одна на фоне океана позади и вижу в своих глазах страх от того, что не знаю, когда придет следующая волна. Меня может смыть в любой момент.
Вот и сейчас, будто волна сбила меня с ног, и я оказалась под водой, не в силах сделать вдох.
Всё ложь. Они нам врали.
Особенные! Я начинаю истерически смеяться из-за этого слова. Кто спросил меня о том, хочу ли я быть этой особенной? Не нужна мне эта особенность! И не нужно бессмертие! Я хочу быть обычной…
Тогда я начала громить комнату, чтобы вымести свою злобу. Это был единственный порыв и проявление слабости, которую я себе позволила. После я не спала до утра, обдумывая слова родителей ещё раз и вспоминая слова миссис Леклер. Оказывается, я узнала об этом раньше всех, когда женщина в тот раз в кабинете случайно обмолвилась об этом. Позже я рассказала Вэйл, и мы вместе старались найти какую-нибудь информацию, но нам ничего не удалось.
По возвращению в школу, я увидела в глазах остальных то, что и боялась. Высокомерие, которое и так присутствовало у большинства, надменность по отношению к учителям и остальным людям, работающих в учебном заведении, и радость. Да, в их глазах была радость, даже у вечно хмурого Рована я впервые увидела улыбку на лице. Кажется, только я была недовольной из-за полученной информации. Вэйл же была… ошарашена. Помню, её округлившееся глаза и то, как она обняла меня, сказав, что она в шоке.