– Хочешь забрызгать сплошь весь этот прекрасный чистый пол? Хочешь обкончать этот прекрасный паркет весь сплошняком?

Саймон недоумённо вздыхает – совсем не того он хочет.

– А ты?

– А я хочу, – говорит Ян. – Да, хочу – И подползает на коленях, и член – багровый, почти пурпурный – нацелен на Саймона, будто скипетр. Вдоль ствола извилисто змеится набухшая вена.

– Слушай, – просит Саймон, – давай передохнём, а? Совсем недолго, секундочку?

– Ага, давай. Что нам стоит? – Ян разворачивает Саймона лицом к окну и, зажав в руке его член, дрочит. Саймон стонет, и вдруг тупая боль в коленях напоминает ему, где он находится, возвращает его к Яну, а тот настойчиво пытается раздвинуть ему членом ягодицы.

– Можно… – Саймон тяжко вздыхает, он почти дошёл до грани, и слова даются нелегко. – Можно, мы, ну?

Ян садится на корточки.

– Чего, смазки?

– Смазки. – Саймон сглатывает. – Ага.

На самом деле не смазка ему нужна, а способ потянуть время. Когда Ян выскакивает в коридор, Саймон переводит дух. “Запомни это, – говорит он себе, – за секунду до…” Он слышит шлёпанье босых ног, затем Ян плюхается рядом и ставит подле себя ярко-оранжевую бутылочку. С чавканьем выдавив смазку, натирает руки.

– Всё хорошо? – спрашивает Ян.

Саймон, собравшись с духом, упирается ладонями в пол.

– Всё хорошо.

Солнце светит сквозь шторы. Плеск воды в душе, запах чужих простынь, чужого тела. Саймон лежит голый на широкой двуспальной кровати, под толстым белым одеялом. Он приподнимается – ноги гудят, подташнивает, – прищурившись, оглядывает комнату. Закрытая боковая дверь – наверное, в ванную; фотографии в тонких чёрных рамках – городские пейзажи; стенной шкаф с рядами пиджаков и рубашек, подобранных по цвету.

Саймон выбирается из постели, ищет глазами на полу одежду – должно быть, оставил в гостиной. Ночь он помнит смутно, и она кажется ему самым ярким в его жизни цветным сном, а не явью. Джинсы и тенниска лежат скомканные под кофейным столиком, его любимые кроссовки брошены под дверью. Наспех одевшись, он смотрит в окно – внизу спешат куда-то люди с портфелями и стаканчиками кофе. Где-то в другом мире утро понедельника.

Плеск воды в душе стихает. Саймон возвращается в спальню, а из ванной выходит Ян, с полотенцем вокруг бёдер.

– Привет! – Улыбнувшись Саймону, он снимает полотенце, энергично вытирает голову. – Хочешь чего-нибудь? Кофе?

– Хмм, – медлит Саймон. – Да нет, не надо. – Он смотрит, как Ян роется в стенном шкафу, достаёт чёрные трусы, тонкие чёрные носки. – Где ты работаешь?

– “Мартел и Макрэй”. – Ян застёгивает дорогую на вид белую рубашку и тянется за галстуком.

– Это что?

– Финансовое консультирование. – Ян хмурится, глядя в зеркало. – Да ты, я вижу, и вправду не знаешь ничего?

– Я же говорил, я приезжий.

– Да успокойся. – У Яна чересчур ослепительная улыбка адвоката.

– А на работе, – спрашивает Саймон, – знают, что тебе нравятся парни?

– Да ну! – Ян коротко смеётся. – И не хочу, чтоб знали.

Он отходит от шкафа, и Саймон пропускает его вперёд.

– Ну, я побежал. А ты будь как дома, хорошо? Главное, дверь за собой захлопни, когда будешь уходить. Она автоматическая, – объясняет Ян. Схватив из шкафа в коридоре пиджак, он задерживается в дверях. – Было здорово.

Оставшись один, Саймон застывает на миг. Клара не знает, где он. И Герти, наверное, с ума сходит. Восемь утра – значит, в Нью-Йорке одиннадцать; шесть дней, как он уехал. Что он за человек, поступать так с матерью? В кухне на столе он находит телефон. Слушая гудки, представляет телефонный аппарат у них дома – кнопочный, кремового цвета. Мысленно видит, как Герти спешит к телефону – мамочка, родная, надо ей всё объяснить, – как она нетерпеливо хватает трубку.