— Сообщите Баро Степановичу, чтобы сразу шли на помощь жандармам, — приказал я, позволяя дрожащему секретарю набросить мне на плечи пальто.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество!

Слуги носились по коридорам вместе с компьютерами, украшениями, картинами и другими произведениями искусства. Протокол предполагал спасение императорского имущества семьи Романовых, но не включал в себя заботу о людях и нелюдях.

В России же миллионы жителей. Несколькими тысячами нестрашно пожертвовать.

Да, отец?

— Ах ты криворукая падаль! Смотри, куда прешь! — заорал кто-то впереди меня.

Оказалось, что под тяжестью шедевра какого-то средневекового художника рухнул маленький домовой. Он вцепился в треснувшую рамку крохотными пальчиками, когда я бросил взгляд на холст и скривился.

«Раскаяние Магдалены» — очень показательная картина, учитывая нынешние обстоятельства. Полный печали взор женщины, обращенный к небу, будто взывал к божьему милосердию и умолял о прощении. Для всех нас.

— Ну? — гаркнул молодой солдат из Дворцовой полиции. — Шевели лапами, нечисть! Видишь, его императорское высочество идет. Нарушаешь протокол! Расстреляю без суда и следствия!

Я прищурился и по узкой поперечной нашивке определил с ходу звание сопливого задиры. Без командира, который побежал на помощь товарищам, мелковозрастный гаденыш возомнил себя главой отряда. Четверо рядовых переглянулись, молча уставились в пол и замерли.

— П-простите, господин ефрейтор, — задрожал под моим взглядом перепуганный домовой. Его торчащие уши покраснели, заискрились от магии прилизанные волосы.

Еще немного, и бедолага шарахнул бы какой-нибудь шваброй всех присутствующих здесь людей. Причем неосознанно.

— За порчу государственного имущества тебя накажут, — раздулся от важности солдат.

Баран безмозглый, сам же тянул время.

— Ефрейтор! — рявкнул я, отчего спесь моментально слетела с парня. Он застыл, а с ним вжали головы в плечи его товарищи.

— Ваше Императорское Высочество? — послышался мышиный писк.

— Прикажите всем покидать здание через черные ходы.

— Но…

— Живо, — прошипел я, — иначе будете в пять пар рук все греческие статуи носить.

Сопляк сверкнул темным взглядом, однако послушно коснулся гарнитуры в ухе.

— Всем постам, говорит ефрейтор Соболев из Дворцовой полиции. Срочно покиньте здание. Личный приказ его императорского высочества.

Сквозь треск раций раздался нестройный хор о принятии сигнала. Домовой быстро убрался с дороги, прихватив картину, а солдаты остались ждать меня. Для них любая задержка по протоколу грозила неисполнением личного приказа императора. Но и мне они не сопротивлялись, потому косились друг на друга в надежде на волшебное разрешение конфликта.

— Выполнено, Ваше Императорское Высочество, — отчитался Соболев.

Он мелко подрагивал от страха. Русая прядь упала на широкий лоб, стоило ему склонить голову.

— О вашем поведении мы поговорим после эвакуации, — сказал я. — Передо мной выслуживаться не надо. Я не ценю унижение людей и нелюдей.

Влад бы вряд ли допустил подобные вольности среди подчиненных. Будучи командиром, он отвечал за репутацию всего корпуса жандармов и лично обучал молодых новобранцев. В Дворцовой полиции же давно все пошло по известному месту ввиду отсутствия нормального финансирования и грамотного управления.

Плохо. Несдержанные военные заканчивали свою жизнь раньше остальных.

— Прошу прощения, Ваше Императорское Высочество, — пустил петуха Соболев и развернулся.

Собственный подъезд, куда мы направлялись, находился между Детским и углом северо-западного ризалита. Не очень приметный, в отличие от того же парадного Иорданского, он выходил прямо на Неву; как раз со стороны Адмиралтейского проспекта. Спустившись со второго этажа из моих апартаментов, мы вышли на лестницу, которая вела к нему.