Хэлпин показал нам способ, посредством которого мы могли вводить себя в гипнотическое состояние в любое время, когда только захотим. Когда мы вернулись в Катскилл, я ложился на пол или на кровать, а Кас садился рядом со мной. Я расслаблялся и входил в гипнотическое состояние, а Кас говорил. Иногда он говорил в общих чертах, типа, что я лучший боксер в мире, но иногда была и специфика:

– Твой джеб – это оружие. Бей яростно, чтобы завалить его. У тебя превосходная правая. Ты еще не знал этого по-настоящему, но теперь знаешь. Ты Аттила. Мир будет знать твое имя отныне и до скончания веков.

Это было что-то очень глубокое, блин. И я в это верил.

Иногда Кас будил меня посреди ночи и делал свои внушения. Иногда ему не надо было даже ничего говорить, я и так ощущал, как его слова телепатически попадают мне в мозг.

Я уделял гипнозу большое внимание. Я считал, что это секретный метод, который мне поможет. Возможно, некоторые полагали, что это было глупо, но я верил всему, что говорил мне Кас. Я воспринимал его указания неукоснительно. Кас был моим богом. Этот немолодой белый парень говорил мне, что я буду на вершине мира. Почему я не должен был ему верить?

Теперь, когда я был гладиатором и богом среди людей, казалось немного унизительным ходить в школу старших классов. Осенью 1981 года у меня в ней были неприятности. Один из моих учителей, настоящее невежественное быдло, начал спорить со мной и швырнул в меня книгу. Я встал и на глазах у всех других учеников выбил из него дерьмо. Меня временно отстранили от занятий. Кас схватил меня, мы пришли в школу и предстали перед директором, мистером Стиклером, и учителем. Можно было подумать, что Кас был Клэренсом Дэрроу[53], так он защищал меня.

– Вы утверждаете, что вы лишь уронили книгу и она попала в Майка случайно, – допрашивал с пристрастием Кас учителя. – Но если, как вы утверждаете, вы уронили книгу, как она могла переместиться в воздухе и достичь Майка как физического лица? Она должна была бы упасть на пол, не причинив никому никакого вреда.

Кас ходил по комнате, внезапно останавливаясь и драматически указывая на учителя как на виновную сторону.

В конечном итоге мы пришли к компромиссу, и мне было разрешено не ходить в школу и заниматься с репетитором. Кас переживал из-за того, что я покидаю школу. Он планировал устроить мне большой выпускной вечер. По дороге из школы домой я взглянул на него и произнес:

– Ладно. Я готов пойти в спортзал.

Он просто посмотрел на меня в ответ и сказал:

– Хорошо, давай.

Шел июнь 1982 года, для меня настало время защитить титул чемпиона юношеских Олимпийских игр. Теперь моя репутация, несомненно, шла впереди меня. Родители забирали своих детишек из чемпионатов и турниров в страхе, что тем придется драться со мной. Не случайно Джон Кондон, один из организаторов турниров «Золотые перчатки», не разрешил мне участвовать в них, заявив: «Я видел, как ты дерешься. Ты слишком опасен для них. Я не могу позволить тебе драться с этими парнями. Ты разорвешь их на части».

Мои вторые юношеские Олимпийские игры начались неплохо. Мы вернулись в Колорадо, и в отборочных поединках я нокаутировал всех своих соперников. Настало время финальных встреч, где я должен был защитить свой титул. Вот тогда я почувствовал напряжение. Я видел камеры, направленные на меня, и у меня появилась неуверенность в собственных силах. Все эти чиновники от бокса говорили про меня разные замечательные вещи. Я подумал, что все это, конечно, здорово, но рано или поздно все это завершится, потому что я был грязным, гадким. Однако я не хотел обманывать надежд Браунсвилла. Кас много раз повторял мне, что если я буду слушаться его, то «когда моя мать будет ходить по Браунсвиллу, за ней будут носить ее сумку с покупками».