– Обо мне никто никогда не заботился. – Оля схватила свой бокал, решительно сделала глоток и закашлялась, старательно удерживая эксклюзивный алкоголь внутри. Кажется, сейчас будет вечер душевных излияний, а у меня от них изжога. – Кроме тебя и Димы. Он был таким внимательным… Пусть люди говорят что угодно, но я уверена – он меня любил. Я же чувствовала, понимаешь? Дима стопудово бросил бы эту страшидлу. И как его угораздило на ней жениться? Будь он со мной, все сложилось бы иначе.

О, да. С ней он застрелился бы раньше, чем до него добрались Венечка с Хранителем… Чертовы испытатели! Останься Дима жив, перешел бы на работу в «Перспективу», и любые задачи решались бы в сто раз проще и быстрее. С его даром мы вполне потянули бы клиентов вроде Николая Левицкого.

– Все, кого я люблю, умирают… – трагично объявила Оля и шмыгнула носом.

– Хорошо, что ты меня не любишь, – фыркнула я. Черт меня дернул ее напоить…

Оля сарказма не оценила. Похоже, она вообще меня не слышала. Задумчиво покачала виски в бокале и изрекла:

– Наберт сказал, что лучше потерять любимого человека, чем вообще никого не любить.

– Когда он это сказал? – Я в очередной раз забрала у нее бокал и поставила на стол. На этот раз подальше.

– На прошлой неделе. Названивал тебе, а ты трубку не поднимала.

– Погоди! – Я собрала мысли в кучу. Последнюю неделю Наберт грузил меня исключительно мопсом и плохой учебой внука. Никаких попыток завести личные разговоры. А жаль, в них могла бы быть подсказка. – О чем вы говорили?

– Обо всем подряд. Он требовал тебя к телефону, я выкручивалась и врала, что ты на совещании, потому и мобильный отключен. Раз на десятый устал, вот мы и разговорились… Я рассказала ему про Диму, в общих чертах. А Наберт меня начал успокаивать.

Да, Наберт был весьма мил. Я принципиально отделяла личные отношения от деловых, и мы общались лишь по работе. Хватит с меня Игоря. Больше никому не позволю закатывать сцены, пользуясь дружеским статусом. При иных обстоятельствах, возможно, Наберт и стал бы моим другом. Он был очень приятным толстячком, дружелюбным и располагающим к себе. Такому любые секреты выболтаешь, сам не заметишь. А еще порой он давал забавные поручения. Например, летом выловил меня в городе и поручил выяснить, не дочкина ли сокурсница повадилась таскать драгоценности из семейной шкатулки. Попросил съездить к девушке и поговорить. Телефон сел, клочка бумаги не нашлось, зато в машине Наберта завалялась детская доска для рисования. Под его чутким руководством я начертила на ней схему проезда. Вышло забавно! Я оделась попроще и поехала на метро, раздумывая, под каким предлогом нагрянуть к постороннему человеку. Прикинулась недалекой девицей с социальным опросом. Доска в руках вместо анкеты произвела на подружку неизгладимое впечатление, и она не смогла выставить меня вон. Разговор у нас получился содержательный, и я на сто процентов убедилась в ее невиновности. Кстати, потом оказалось, что антикварное колечко младшенькая внучка превратила в корону для куклы, а бриллиантовые сережки сожрал мопс. Как они их нашли, спрашивать не стала.

– Жаль его, – грустно протянула Оля. – Наберт единственный помнил мое имя и был вежлив.

– А Янковскую и Реусова не жаль? – усмехнулась я.

– Чуть меньше… Знаю, это плохо, но он со мной так надменно разговаривал, а она дважды обозвала тупоголовой дурой. Я всего-то немножко время ее визита перепутала. Та телевизионщица мне просто сказала быть внимательнее, а Янковская скандалище устроила.

– Точно, – спохватилась я. – Зайди к Жданову и скажи, что Лапина разрывает с нами отношения и ждет документы вечером.