На восьмое марта все опять собрались на даче у Мирона. И снова с ночевкой. Ульяна решила не ждать вечера и подошла к Тимофею, когда он жарил мясо на мангале.

— Давай сегодня в одной комнате переночуем? — предложила она ему.

От такого неожиданного предложения он обжег пальцы о горячие шампуры и с удивлением посмотрел на девушку. Она подошла ближе и предложила:

— Надо, наверное, смазать ожог…

— Все нормально, у меня ничего не болит, — пробурчал Тимофей и снова взялся переворачивать шампура с мясом.

Ульяна еще чуть-чуть пождала от него ответа, но, так и не получив его, поплелась в дом.

Закрывшись в гостевой спальне, она расплакалась, будучи полностью уверенной в том, что это конец и что у нее больше нет ни единого шанса. Вскоре все сели за стол, но девушке было не до веселья, она чокалась, наполняла свою тарелку едой, но на душе у нее было так скверно, что хотелось закрыться в комнате, укрыться одеялом и больше никогда не просыпаться. Она попыталась это сделать, когда все встали из-за стола и устроились у камина играть в «Монополию», но Настя усадила ее рядом и заставила бросать кости вместо нее, потому что Уля считалась счастливой.

Через два часа игра всем надоела, стало клонить ко сну и все, как и на Новый год, разошлись кто по комнатам, кто по диванам в гостиной.

Ульяна пошла в ванную и когда зашла в спальню, увидела, что на кровати кто-то сидит.

— Не пугайся, это я, — тихо сказал Тимофей.

На ватных ногах Ульяна прошла к кровати и присела на краешек.

— Да не бойся ты, я не съем тебя! — хихикнул парень. — Странная ты. То хочешь, то не хочешь…

— Я хочу! — уверенно произнесла Ульяна. — Только можно не у стены?

Тимофей засмеялся:

— Кровать подойдет?

Она кивнула, быстро вскочила, стянула с себя нарядную юбку, которую специально купила, чтобы понравиться Тимофею, блузку и, оставшись в лифчике и трусиках, присела на кровать, смиренно положив руки на колени. Этот образ придавал ей нежное очарование и какую-то трогательную беззащитность.

Всю красоту девичьего тела было видно плохо, что очень раздражало парня, и он включил ночник и резко посмотрел на нее. Без сомнения, она смущалась и выглядела растерянной, но как она на него смотрела! Это был взгляд восхищения или даже преклонения. Нет, на него никто никогда так не смотрел. Лариса всегда насмехалась, если не сказать издевалась, а тут — такой чистый, такой добрый взгляд обожания!

Тимофей потянулся и одним ловким движением расстегнул ей лифчик, бросил его на пол и провел ладонью от ключицы к груди.

Лариса была у него первая женщина, и другие женские прелести он видел только в журналах и на порно-кассетах, и до этого момента считал, что красивей груди, чем у Ларисы, быть не может. Но он ошибся. Бюст Ульяны был роскошным: тяжелый, полный, с розовыми маленькими сосками, которые невероятно захотелось приласкать. Он потянулся сделать это, но опять заглянул в ее глаза, а потом опустил взгляд на губы: пухлые, чуть приоткрытые. Тимофей вдруг вспомнил, что никогда не целовался, и ему так захотелось это сделать, что он от нетерпения запустил руку в ее волосы и, держа за затылок, крепко прижал к себе и впился губами в ее.

Это был властный, голодный и жадный поцелуй, от которого он получал невероятное наслаждение, а когда почувствовал, что Ульяна прижалась к нему всем телом, а ее руки уже ласкали его спину, утонул в омуте сексуального желания.

Лариса никогда не дотрагивалась до него, не ласкала, наоборот, держала на расстоянии, постоянно повторяя, что ее ласки нужно заслужить.

Сейчас же он прижимался к ней, одной рукой сжимал грудь, другой пытался снять с нее трусики. Он вел себя как дикарь, но остановить себя уже не мог. Он хотел попробовать ее всю.