Тогда он просто снимал с меня трусы, раздвигал ноги и трахал. Нет, боли больше не было и он не позволял себе ничего лишнего. Даже позы менял редко… И да, я возбуждалась и даже получала оргазм. Он довольно искусный любовник и с этим не поспоришь.

Но дикий страх не покидал меня. Я не чувствовала себя живой рядом с ним. Он, как ледокол, сметающий, превращающий в пыль всё на своём пути.

Вот и сейчас он не просил меня поделиться с ним своими переживаниями, как могло показаться со стороны. Он требовал, обязывал рассказать.

И я не смела ослушаться, потому что потом, когда мы останемся наедине, он заставит меня говорить… Будучи во мне.

Он сильно сожмет мои запястья своей рукой и, войдя в меня до предела, заставит рассказывать ему причину моего плохого настроения. И я буду рассказывать… Пока он трахает меня. Трахает и смотрит в глаза своим бешеным взглядом. В его глазах я буду видеть помешательство… И буду бояться. А потом кончу под ним, так же глядя в ненавистное лицо, на котором увижу торжествующую ухмылку.

Он продолжит вбиваться в меня, пока не кончит, всё так же непрерывно глядя в глаза. И я не посмею отвести взгляд.

— Это всё глупости. О какой свободе ты говоришь? Ты не в рабстве. Разве я обижаю тебя? Нет. И хватит об этом, — ответит после и, притянув к себе, прижмёт меня к своей широкой груди, покрытой мягкой густой растительностью.

— Марина? — он сжал мою руку чуть сильнее и я, заморгав, вышла из ступора. — Что такое?!

Да, действительно… Что?
Что ответить ему?

Что я расстроена из-за его выписки, потому что теперь он будет рядом чаще? Или что я хочу завязать с этими отношениями, но не знаю, как это сделать?

— У меня живот болит, — ляпнула первое, что пришло в голову и тут же пожалела о сказанном.

— Что-то съела? — он нахмурился, опустив взгляд на салат, который я так и не поела. — Или, наоборот, ничего не ела? Марин, ты плохо питаешься?

Я с трудом поборола желание закатить глаза. Конечно, он беспокоится, чтобы из строя не вышла. Как же тогда он будет меня иметь?

— Всё нормально. Просто… Так бывает, ничего страшного, — улыбнулась, надеюсь, получилось не очень фальшиво.

— Нет, не нормально. Ты похудела и стала бледной, — настаивал на своём. — Ну-ка, поешь. Давай, не обсуждается.

И я ела. Не чувствуя вкуса и пережевывая как попало.

— Когда у тебя были месячные? — спустя пять минут разглядывания меня так и эдак, задал вопрос. — Может ты беременна?

Я поймала на себе заинтересованно-обеспокоенный взгляд Саши и почувствовала, как начинает покалывать кожу лица — краснею. Дожили…

— Прекрати, — задохнулась от смущения перед сыном и многозначительно округлила глаза.

Руслан взглянул на Сашку и продолжил вполголоса:

— Тест завтра сделай.

Да, Дигоев следил даже за моими задержками. Он панически боялся беременности, хоть и не любил презервативы.

Видимо, осознавал, что свой ребёнок — не чужой. Если моим детям он ничего не должен и сможет уйти в любой момент, выкинув их из головы, то своего ребёнка бросить не сможет. По крайней мере, я так думала. Каким бы человеком или нелюдем он не был, а наследника даже зверь не бросит. К тому же, я часто слышала от Дигоева, что родителей, бросающих своих детей нужно уничтожать, как брак.

Да я и сама ни за что не хотела бы от него ребёнка. По понятным причинам. А потому предохранялась как могла. Благо, медицинское образование имеется.

После ужина дети засобирались в кино, а я провожала их, натянув беспечную, даже радостную улыбку.

— Ну что, твой живот прошёл? — выдохнул мне в ухо, обняв со спины, как только за детьми закрылась дверь.