день, глашатай вызвал, ходатаи по делам были готовы, и она начала обнаруживать самоуправство этого человека, стала рассказывать, как имение приобретено вначале, и как давность времени утвердила владение им, и потом жаловаться на насилия и корыстолюбие сего человека; тогда он вышел и сказал, что это дело не подлежит судебному разбирательству, потому что не позволительно пользоваться общими правами тем, которые не служат богам царей и не отреклись от веры во Христа. Председатель рассудил, что он говорит справедливо и требует необходимого. Тотчас поданы ладан и жаровни, сделано предложение тяжущимся, что если она отречется от Христа, то может пользоваться законами и выгодами от них, а если будет упорно держаться веры, то нет ей участия ни в судилищах, ни в законах, ни в прочих гражданских правах наравне с лишенными чести по закону[34] державствоваших тогда.

Что же после сего? Уловлена ли она приманкою богатства? Презрела ли полезное для себя в состязании с обидчиком? Устрашилась ли опасности, какою угрожали судии? Нимало. А напротив того она говорит: «Гибни жизнь! Пропадай имение! Пусть не останется у меня тела, прежде нежели выговорю какое-нибудь нечестивое слово на создавшего меня Бога!» И чем более в глазах ее председатель раздражался сими словами и до крайности воспламенялся на нее гневом, тем более благодарила она Бога, потому что, ведя тяжбу о тленном богатстве, видимо утверждала за собою обладание небесными благами, лишалась земли, чтобы приобрести рай, осуждаема была на бесчестие, чтобы удостоиться венца славы, терпела телесные удары и лишалась временной жизни, чтобы получить блаженные надежды быть со всеми святыми в радости Царствия. Поелику же много раз вопрошаемая многократно давала она один и тот же ответ, именуя себя рабою Христовою, и проклинала приглашавших ее к отречению, то судия неправедный не только лишил ее имения, которое было отнято у нее несправедливо и вопреки законам, но думал нанести вред и самой жизни, предав ее огню. А она не текла так поспешно ни к одному удовольствию в жизни, как шла к этому пламени, обнаруживая душевную радость в лице, во всей наружности, в словах и в веселом расположении духа. Увещевая стоявших около женщин не ослабевать в подвигах веры и не отговариваться немощию природы, говорила: «И мы из одного с мужчинами состава; так же сотворены по Божию образу, как и они; жену, равночестно с мужем, Творец создал способною к добродетели. Да и не по всему ли однородны мы с мужами? Не одна только плоть взята для устроения жены, но и кость от костей. А поэтому наравне с мужами обязаны мы Владыке твердостию, бодростию, терпением». Сказав сие, прянула[35] она на костер; и он, как светлый какой чертог, заключив в себя тело святой, препослал душу в небесную страну, в подобающее ей упокоение, честное же тело сохранил неповрежденным для ближних; и оно, почивая в прекраснейшем предместье города, освящает место, освящает и сходящихся на оное. Земля же, благословенная пришествием блаженной, из недр своих источает самого приятного вкуса воду, так что мученица заступила место матери живущих в городе, напоевая как бы общим каким млеком. Вода сия служит предохранительным средством для здоровых, доставляет удовольствие наслаждающимся целомудренно, подает облегчение больным; потому что какую благодать явил Елисей иерихонянам (4 Цар. 2, 19–22), такую же и нам явила мученица, – соленость, вообще свойственную водам сего места, переменив благословением в ощущение сладкое, и мягкое, и всем приятное.