Прежде всего скажу, что двадцать или двадцать шесть лет назад на Тифлисском железнодорожном вокзале был паровой свисток. Он гудел каждое утро и будил железнодорожников, и, так как тифлисский вокзал находился на холме, свисток был слышен повсюду в городе и будил таким образом не только рабочих, но и всех обитателей Тифлиса.
Тифлисское городское самоуправление, как я вспоминаю, даже обращалось с длинными посланиями и жалобами на нарушение утреннего сна граждан к железнодорожному начальству.
Пускать пар в свисток каждое утро было обязанностью этого самого Карапета, который служил на станции.
Каждое утро он подходил к канату, при помощи которого пускал пар в свисток. Перед тем как потянуть за него, он простирал руки в разные стороны и торжественно, подобно муэдзину на минарете, громким голосом кричал: «Ваша мать..! Ваш отец..! Ваш дед больше чем..! Чтоб ваши глаза, уши, нос, селезенка, печень, мозоли..!» и так далее. Короче говоря, он выкрикивал все проклятия, какие знал, и только потом тянул за канат.
Когда я услышал о Карапете и об этой его привычке, то отправился к нему вечером после работы, прихватив с собой бурдючок кахетинского. После исполнения непременного торжественного ритуала обмена тостами я спросил его, конечно, с соблюдением всех правил вежливости, почему он так поступает. Он залпом осушил свой стакан и, спев знаменитую обязательную на пирушке грузинскую песню «Выпьем еще раз, ребята», неторопливо приступил к ответу на мой вопрос.
«Я вижу, вы пьете вино не так как другие, то есть не для виду, а совершенно честно. Это одно доказывает мне, что вы не похожи на наших инженеров и техников, которые замучили меня вопросами, и хочешь узнать о моем поведении не из любопытства, а из-за подлинной жажды знания. Поэтому я хочу, и даже считаю своим долгом честно признаться вам в глубинных причинах моего поведения, то есть подробно объяснить, что привело меня к этому.» Затем он рассказал следующее:
Раньше я работал на станции по ночам и чистил паровые котлы, но когда установили паровой свисток, начальник станции, очевидно посчитав, что в моем возрасте трудно заниматься таким тяжелым трудом, поручил мне только одну работу: пускать пар в свисток, что я и стал пунктуально выполнять каждое утро и вечер.
Еще в первую неделю моей новой службы я заметил, что после выполнения своей обязанности я по крайней мере час или два чувствовал себя не в своей тарелке. Когда это странное чувство увеличивалось день ото дня и в конце концов превратилось в постоянную настоящую тревогу, отчего у меня даже пропал аппетит к моим любимым блюдам, я крепко призадумался. Я много размышлял, предполагал ту или иную причину, думал по дороге на работу и с работы, но так ничего и не прояснил для себя даже предположительно.
Так продолжалось около шести месяцев, ладони мои покрылись мозолями от каната, привязанного к паровому свистку, когда совершенно неожиданно и случайно я понял причину своей тревоги.
Толчком, приведшим к правильному пониманию, которое вылилось в твердое убеждение, было одно восклицание, услышанное мною при довольно необычных обстоятельствах.
Однажды утром, еще не полностью выспавшись, так как всю первую половину ночи провел на крестинах девятой дочери моего соседа, а другую половину читал редкую и очень интересную книгу, озаглавленную «Сновидения и черная магия», на которую наткнулся случайно, я торопился на работу к свистку, когда вдруг увидел на углу цирюльника, служившего, как известно, в городской управе, который поманил меня пальцем.