- А что такое бывало?- решила то ли спросить, то ли уточнить. Я так сама и не поняла внутреннего побуждения. Потому как с одной стороны вроде бы спрашивала, а с другой что-то мне подсказывало - я наперед знала ответ.
- Неоднократно. Вот совершенно недавно был последний раз,- начала вводить меня в курс дела женщина.
- Когда это совершенно недавно?- быстро спросила, чувствуя, что внутри все начало дрожать, а волосы на затылке подниматься против моей воли.
- Не далече как сегодня утром, если считать, что сегодня еще сегодня,- меланхолично заметила сестра Палома совершенно ровным тоном без признаков эмоций.
- Да как же вы так спокойно обо всем говорите...? - у меня просто слов не было чтобы выразить свое негодование таким положением вещей. Ну как можно так наплевательски относиться к чужой жизни? Она же дается всего один раз. Это же неповторимая вещь.
- А что мне плакать?- с легким недовольством поинтересовалась сестра Палома, поправляя платок на голове.
Я была озадачена и совершенно сбита с толку. Я не находила слов, чтобы выразить свое состояние. Еле нашла в себе силы спросить:
- И сколько же ей было лет?
- Восемнадцать,- ответ меня потряс. И как бы услышав мои мысли, женщина продолжила, как мне показалось, чтобы слегка меня успокоить.-Только-только распробовала вкус жизни.
- И как только матушка-настоятельница подобное позволяет?- это первое что пришло мне в голову. Все же в любом мало-мальски организованном заведении есть старший, смотрящий, начальник, глава да неважно как его зовут, но он ответственен за все происходящее на вверенной ему территории. В данном случае это матушка-настоятельница монастыря.
- А что ей будет? При хорошей текучке все кельи полны. Проблем с заполняемостью нет.
Ответ сестры Паломы вверг меня в шок. Такого цинизма я не ожидала от божьей послушницы. Это ж надо же было такое сказать. Да как у нее язык повернулся подобное произнести?
- Я вас не понимаю. Как о таком можно спокойно говорить?- принялась я возмущаться. У меня в голове не укладывалось все сказанное женщиной. А тем более таким будничным тоном.
- Это жизнь,- до меня донесся легкий вздох.
- Какая-то неправильная у вас тут жизнь,- высказала я свое мнение о происходящем.- Что-то мне совершенно не хочется тут оставаться.
Я приняла решение о своей дальнейшей судьбе.
- Поздно,- безэмоционально произнесла сестра Палома.
- Что поздно? - переспросила я. А потом сама себя поправила.- Ах, да. Ясное дело, что сейчас я уже никуда не денусь,- время то позднее. - Останусь. Но с утра ноги моей тут не будет.
- Это как получится, - с сомнением в голосе заметила моя провожатая.
- Нет. Это не как получится. Это я так решила,- я чуть ли не топнула ногой. Еще бы. Разве позволено кому-то мне перечить, тем более когда я этого не хочу.
- Что бы ты там себе не решила это твое дело, а тут все решаю я,- ничего себе заявочки среди ночи. Я было подумала, что мне померещилось.
- Да кто ты такая чтобы мною командовать? - вопросила я. И сразу же решила поставить женщину на место.- Ты тут никто.
Следующая фраза женщины была абсурдна в своей нелепости:
- Я твой муж.
- Ты в своем уме?- вырвалось из моего рта.
- Я то в своем, а вот ты может и тронешься … умом ... от радости.
Мое возмущение от услышанной глупости не смогло прорваться вовне, потому как у меня перехватило горло от увиденного. На моих глазах происходило что-то удивительно-пугающее в своей нереальности. Черный платок, наброшенный на голову безликой женщины, стал изменяться. На ткани начали проступать мельчайшие бороздки, идущие вниз, затем они стали оформляться в более тонкие и четко очерченные нити, через мгновение я стала понимать, что вижу вместо платка волосы. Настоящие волосы, цвета вороного крыла, струящиеся вдоль лица. Некогда безликое, оно стало претерпевать изменения: лоб начал вытягиваться, нос увеличиваться в размерах, брови из непонятно какого цвета, почернели и разлетелись, наподобие крыльям птицы. Скулы, невнятной по внешнему виду женщины, расширились и приобрели более мужественные очертания, а губы налились цветом и полнотой. Да и сама женщина вдруг начала расти: раздаваться в плечах, увеличиваться в росте и буквально на глазах обрастать мясом под одеждой. Одеяние серой женщины так же стало трансформироваться: юбка укорачиваться, разделяться вдоль линии шагового шва, облеплять ноги. В результате изменений, произошедших на моих глазах, мой взор уперся в, до блеска начищенные, сапоги и сверкающие словно медный таз. Я перевела взгляд выше и увидела черные брюки, заправленные в ранее увиденные сапоги, затем рассмотрела камзол чернильно-черного цвета с такого же оттенка пуговицами. На плечи мужчины (в половой принадлежности я не сомневалась) был накинут угольно-черный плащ.