– Цыпа, цыпа, цыпа…

Куры без опаски направились к ней.

– Чем это вы тут занимаетесь?

– Решаем геометрические задачи, – бодро доложил Саблин. – Кирпич ваш развалили, не будете ругаться?

– Да за что ругаться-то? – не поняла Лукерья Ивановна. – Кирпич старый, о прошлом годе трубу меняла в сараюшке, вот осталось. Хоть весь кирпич берите.

– Весь нам не надо.

– А это что за колобок? – Старушка кивнула на шар из берёзовых «корешков».

– Мы учимся создавать геометрические композиции из разных материалов, – нашёлся Прохор. – Только это коммерческая тайна, вы уж никому не рассказывайте, ладно?

– Дак ведь и некому рассказывать, – махнула ручкой Лукерья Ивановна. – Ко мне редко кто заходит, а дети раз в год приезжают.

Она ушла в дом.

– Не бойтесь, – понизил голос Саблин, – Ивановна – верный товарищ, всё будет хорошо, я с ней объяснюсь.

– Топчемся на месте, – сердито сказала Юстина, пряча руки в рукава. – Может, в лес уйдём?

– После обеда так и сделаем. Что у нас есть ещё?

– Лопата, – заметил Прохор деревянную лопату для уборки снега.

– Солома, – показала пальчиком Юстина на маленький стожок соломы, прикрывающий бугор погреба.

– Курица, – предложил Саблин.

– Нет, живыми объектами займёмся только после того, как научимся трансформировать неживые, – твёрдо сказал Прохор. – С соломой я не уверен, что она станет менять форму, её функции ограничены одной, максимум двумя позициями.

– Давай проверим.

– Проверяй.

Саблин «выстрелил» из эргиона.

Маленькая копнушка соломы высотой в полметра, покрытая снегом, вскипела… и осыпалась ровным слоем по горбу погреба, перемешавшись со снегом.

Прохор засмеялся.

Саблин подошёл ближе, чтобы рассмотреть результат своего «формотворчества».

– Почему она так легла?

– Потому что ей всё равно, как лежать.

– И солома не изменилась…

– А её форма в данном случае вообще не играет никакой роли. Каждая соломинка – пустая трубочка, не несущая никаких полезных функций. В крайнем случае эти трубочки станут многогранными.

– А если попробовать пойти в другую сторону?

– Валяй.

Саблин «выстрелил» ещё раз – с тем же результатом, и ещё раз, и ещё.

Ворох соломы менять форму не хотел. Правда, соломинки действительно стали многогранными, как и предсказывал Прохор, но, кроме этого, ничего больше с ними не происходило.

– Кончайте играться, – сказала Юстина. – Малые дети. У нас есть другие вещи.

– Ставь огурец, – решил Прохор.

Саблин очистил торец чурбака от кирпичной пыли, положил по центру огурец.

– Сейчас мы его превратим…

– В карету, – иронично закончила Юстина, вспомнив известную сказку.

Прохор прицелился, и солёный огурчик превратился в идеальной формы двойной тетраэдр, склеенный торцами. Вернее, не склеенный, а как бы выросший на грядке с формой двойного тетраэдра. Он был такой же блёкло-зелёный, с беловатыми прожилками, и на огурец походил мало.

– На карету не похож, – глубокомысленно произнёс Данимир, разглядывая бывший огурец. – Можно откусить?

– Откуси, вряд ли он потерял вкус огурца.

Саблин с хрустом откусил острый кончик первого тетраэдра, пожевал, проглотил.

– Вкусно.

– Солёный огурец – он и в Африке солёный огурец, – сказал Прохор. – Клади на место.

– Можно мне? – сделала шаг вперёд Юстина; щёки её запылали, и она сердито сверкнула глазами, как бы предупреждая: попробуйте, пошутите!

– Конечно, – отступил Прохор.

Юстина направила эргион на огурец.

Надкусанный двойной тетраэдр превратился в длинный зеленоватый параллелепипед с чашевидной впадиной на торце.

– Пенал! – определил Саблин.

– Я хотела… другое.

– Ерунда, ты здесь ни при чём, просто диапазон формосуществования огурца допускает и прямоугольные формы. Трансформируй дальше.