Глупо! Глупо! Глупо! Глупо умирать девственницей и вообще... Вообще... глупо... Всё глупо! И умирать и молодой и девственницей. И Крис, и ловушка, и все эти слова! И Эгида и мое решение... Как же глупо... Я жить просто хочу... Жить! Как это можно не понимать?

Слышала, как дохляк что-то зло прошипел и пошевелился рядом со мной, но не обращала внимания. Он молчал, как всегда, видно ждал, когда заткнусь. Оно и ясно: чего ему говорить?

Я жила-то мало, всего двадцать лет. И последнее, что переживу, будут очередные слёзы, земля и бой? Видимо так. И солнце вчера было последнее. Красный уголек, как рубины отца. Последний совсем... А потом будет небо и красный буйвол... Я совсем не хочу к нему, вот совсем... Как это можно не понимать?

Не хочу...

Схлынув, слёзы оставили меня окончательно обессиленной.

— Берта, — услышала негромкий голос Криса.

Видно дождался, когда я перестану подвывать.

— Я тебя услышал, Берта. Думаю, теперь понял. Трудная ты, конечно... Мне сложно тебя правильно понимать. Пожалуй, я извинюсь за... свою реакцию.

— Угу... — промычала я, не показывая лицо.

Он продолжил. Говорил в два раза медленнее, чем обычно, и вроде как с усилием, выдавая по слову раз в секунду:

— Не могу сказать, что ожидал твоего предложения. Благодарю за... в общем, благодарю. Это... э-э... лестно. Прости, что не готов принять... твое предложение.

— Угу... — только и выдала.

— Эм-м... Ты не виновата, что так с-сложилось. Я бы не предпочел сейчас... отвлекаться, — судя по голосу, Крису речь давалась нелегко, и он начал запинаться. — Мне жаль, что ты т-так расстроилась. Нет твоей вины... Не нужно пла... Не нужно слёз, Берта.

Он не договаривал, но смысл читался между строк. Крис понимал и сожалел. Я ощутила облегчение хотя бы из-за этого.

— Угу... — просто ответила, уже почти спокойно.

Маленькая букашка ползла по полу. Я пошевелила ее пальцем. Сколько там ножек, восемь? Маленькая слабая букашка, наверное, проживет дольше моего... Интересно, есть здесь щелочка, чтобы поднять ее наверх? Она, наверное, хочет наверх, из ловушки. Там травинки и утренняя роса. Скоро будут... В детстве любила бегать по прохладной росе вокруг дома.

«Любила...», — в груди опять защемило. Надо начинать говорить обо всем в прошедшем времени, да?

Мы все молчали: и я, и Крис, и букашка. Последняя активно ползала по серому от земли ботинку, который я сняла с убитого мануарца.

Прошло еще несколько минут, прежде чем Крис нарушил тишину.

— Есть вариант. Я подумал и... Технически могу предложить кое-что. Точнее, могу сделать к-кое-что тебе... для тебя. В общем, почти с-секс, — хмуро закончил он, иногда запинаясь и опять подтягивая «с». — Если тебя это утешит.

Хлюпнув носом, я оторвалась от локтя и вопросительно уставилась на него. Крис сидел у соседней стены, сложив локти на колени, и нервно подергивал стопой. На меня не смотрел.

«Почти секс?»

— А это как? — озвучила очевидный вопрос.

Он выглядел так, будто сам не верит в то, что говорит.

— Как-как... Приятно! — не удержался, на мгновение оскалившись как волк, и быстро уточнил. — Учти, это все, что я согласен предложить.

«Почти секс» — не густо. Так это секс или не секс? Я подозрительно сощурилась, подозревая, что меня хотят облапошить. Крис вздохнул, поворошил темные вьющиеся волосы и молча помассировал себе виски. Его глаза из-под темных бровей мрачно уставились в стену.

Обоюдное молчание продлилось несколько десятков секунд. Мое недоуменное и его... кажется, нервное.

— Ты согласна или нет? — резко вопросил он. — Времени мало.