Внутренний люк шлюза открылся от первого же толчка, и Хемфилл зашагал по тесному, тускло освещенному коридору с искусственной гравитацией, держа пальцы на детонаторе бомбы.

– Войди, Доброжил, – сказал корабль. – Пристально рассмотри каждого из них.

Доброжил нерешительно издал горловое урчание, будто запущенный и тотчас же остановленный серводвигатель. Его терзали чувства, напоминающие голод и страх перед наказанием, – ведь сейчас ему предстоит увидеть живых тварей напрямую, а не в виде старых изображений в театре. Но даже выявление источника неприятных чувств не помогло. Он нерешительно переминался с ноги на ногу у порога комнаты, куда поместили зложитей. По приказу машины пришлось снова надеть скафандр – тот защитит его, если зложить попытается причинить ему вред.

– Входи, – повторил корабль.

– Может, лучше не надо? – жалобно заныл Доброжил, не забывая, однако, произносить слова громко и внятно – так куда легче избежать наказания.

– Наказание, наказание, – произнес голос корабля.

Если он сказал это слово дважды, то наказание почти неотвратимо. Доброжил поспешно, будто уже ощутил в костях боль-без-повреждений, открыл дверь и переступил порог.

Он лежал на полу, окровавленный и поврежденный, в диковинном изодранном скафандре. И в то же время стоял в проеме дверей. На полу простерлась его собственная фигура, та самая человеческая фигура, которую он знал, но ни разу не видел со стороны. Не просто изображение, а куда больше, он сам теперь раздвоился. Там, тут, он, не-он…

Доброжил привалился спиной к двери, вскинул руку и хотел было прикусить ладонь, позабыв о шлеме. Принялся молотить облаченными в скафандр запястьями одно о другое, пока боль ушибов не вернула его в чувство, заставив ощутить палубу под ногами.

Мало-помалу ужас схлынул. Интеллект постепенно постиг увиденное, сумел истолковать и освоиться. Вот он я, здесь, здесь, в дверном проеме. Тот, там, на полу, – это другая жизнь. Другое тело, как и я, разъедаемое ржой жизни. Только куда хуже, чем я. Там, на полу, – зложить.

Зажмурившись, Мария Хуарес долго-долго молилась, не останавливаясь ни на миг. Холодные, безразличные манипуляторы перемещали ее туда-сюда. Вес вернулся, а когда шлем и скафандр с нее аккуратно сняли, обнаружился и пригодный для дыхания воздух. Но как только манипуляторы начали стаскивать с нее комбинезон, Мария стала вырываться и открыла глаза; ее взору предстало помещение с низким потолком и обступившая ее толпа автоматов разнообразной формы и ростом с человека. Так как она сопротивлялась, роботы перестали ее раздевать, надели на одну лодыжку кандалы, прикованные к стене, и заскользили прочь. Умирающего старпома просто бросили в противоположном конце помещения, будто хлам, не заслуживающий дальнейших хлопот.

Мужчина с холодным, мертвым взором – Хемфилл – пытался сделать бомбу, но не сумел. Так что теперь вряд ли стоит рассчитывать на быструю и легкую кончину…

Услышав скрип двери, она открыла глаза снова и в полнейшем недоумении узрела бородатого юношу в архаичном скафандре. Исполнив какие-то бессмысленные конвульсии в дверном проеме, тот наконец прошел пару шагов и остановился, вперив взгляд в умирающего старпома. Снимая шлем, пришелец расстегивал запоры сноровистыми, точными движениями, но, когда снял его, оказалось, что всклокоченная шевелюра и растрепанная борода обрамляют безвольное лицо идиота.

Положив шлем на пол, юноша принялся скрести и чесать свою косматую голову, не сводя глаз с лежащего на полу человека. На Марию он не взглянул даже мельком, а она не могла отвести взгляда от него – ей еще ни разу в жизни не доводилось видеть, чтобы живой человек был настолько бесстрастен. Так вот что происходит с пленниками берсеркера!