У каждого из окружавших президента людей было свое мнение относительно Москвы. Болен волновался, что Кеннеди недооценивает решимость Хрущева установить коммунизм во всем мире. У Кеннана были сомнения относительно того, действительно ли Хрущев является руководителем страны. Советскому лидеру, по его словам, противостояла «значительная оппозиция» в лице сталинистов, противников переговоров с Западом, а значит, Кеннеди должен иметь дело с «коллективом». Томпсон утверждал, что хотя правительство коллективный орган, но в большей степени он детище Хрущева. По его мнению, только серьезные ошибки во внешней политике и в сельском хозяйстве могли пошатнуть положение Хрущева.

Томпсон утверждал, что американская «надежда на будущее» – превращение советского общества в более современное, потребительское общество. «Этот народ очень быстро обуржуазится», – уверял Томпсон. На основании продолжительных бесед с Хрущевым Томпсон сделал вывод, что советский лидер пытается выиграть время, чтобы позволить советской экономике развиваться в данном направлении, а для этого ему действительно нужен спокойный период в международных отношениях.

Вот почему, пояснил Томпсон, Хрущев так настаивает на скорейшей встрече с президентом. Хотя после инцидента с U-2, на который он отреагировал как на удар по гордости, Хрущев прервал общение с Белым домом, теперь он опять стремится к сближению. По мнению Томпсона, Хрущев открыт для общения, поскольку его внешняя политика зависела от его личного взаимодействия с противной стороной.

Более осторожные из присутствовавших на совещании задавались вопросом, какую пользу можно будет извлечь из встречи с советским лидером, который называл США «главным врагом человечества». Болен выступал против предложения Хрущева организовать встречу во время проведения сессии ООН, поскольку «советский лидер обязательно выйдет на трибуну». Гарриман напомнил Кеннеди, что в соответствии с протоколом президент должен сначала встретиться с союзниками.

Собравшимся на совещании постепенно стало ясно, что Кеннеди хочет встретиться с Хрущевым. Кеннеди полагал, что, «стоит ему сесть с Хрущевым за стол переговоров, из этого обязательно что-нибудь получится». Сам Кеннеди сказал своему помощнику и давнему другу Кеннету О’Доннеллу: «Я хочу показать ему, что мы не слабее его. Через обмен посланиями это показать невозможно. Я хочу сесть с ним за один стол и показать ему, с кем он имеет дело». Кроме того, остальные страны, включая ближайших союзников Соединенных Штатов, проявляли осторожность в отношении ключевых проблем, ожидая, когда Кеннеди с Хрущевым достигнут соглашения.

Кеннеди объяснил советникам, что хочет избежать развернутого «саммита», необходимого только в том случае, когда миру угрожает война или когда лидеры готовы принять без формального утверждения соглашения, предварительно подготовленные чиновниками нижнего уровня. Он хочет встретиться с Хрущевым в неофициальной обстановке, чтобы составить личное впечатление о советском лидере, и это поможет ему понять, как в дальнейшем следует вести себя с ним. Кеннеди хотел установить прочные контакты с Советским Союзом, чтобы не допустить просчетов, которые привели на протяжении его жизни к трем войнам. В ядерный век ничто не волновало его больше, чем угроза просчета.

«Это моя обязанность принимать решение, и никакой советник и союзник не могут сделать это за меня», – сказал Кеннеди. Для того чтобы принять правильное решение, объяснил Кеннеди, необходимо быть хорошо осведомленным, и только при личной встрече с Хрущевым он может получить нужную информацию. В то же время он хотел ознакомить советского лидера с американской точкой зрения, «точной, реалистичной, с возможностью обсудить и дать пояснения».