Ворон больше так и не появлялся. Впервые за несколько месяцев он ни разу не дал о себе знать. Однажды Громов слышал где-то неподалеку карканье, но это вовсе не говорило о том, что его издавала та самая птица. Мало ли воронов в Лирме?

К этому времени Ратмир окончательно уверовал в то, что происшествие в музее не более, чем его фантазия, подкрепленная головной болью, с которой он проснулся в то утро. Но тут кое-что снова посеяло сомнения в голове мальчика. Дело в том, что в приюте стали расползаться слухи, что Борис Ефимович, работник музея уже больше тридцати лет, так и не вернулся на свой пост после длительного нахождения в больнице. Он угодил в нее с сердечным приступом, но говорили, что на самом деле мужчина спятил. Он неустанно твердил об уродливом существе, выросшем из земли, которое криком погрузило его в оцепенение и довело до бессознательного состояния.

Рат не знал, что и думать. Теперь уже ни днем, ни ночью подросток не мог выкинуть из головы мысли о том, что случилось с Борисом Ефимовичем и особенно о том, что он видел собственными глазами во время экскурсии. Но произошедшее событие в День его рождения заставило забыть даже о таких невероятных видениях.

Утро девятнадцатого января началось совершенно обычно, как в общем и в любой другой ничем не примечательный вторник. Воспитанники проснулись по расписанию, умылись, оделись и стали спускаться в столовую на завтрак. Рат не спешил. Он задержался в общей спальне и порывшись в шкафчике, достал последнее фото, сделанное перед злосчастным пожаром. Вот он сам – семилетка с ссадиной на носу (он не мог вспомнить, как ее получил), в джинсах и синем свитере, который так любил, глаза светятся и улыбка до ушей; а рядом родители – живые, молодые, любящие.

Мальчик сжал фотографию и улыбнулся запечатленному образу своей семьи, но взгляд остался грустным. Как же ему их не хватало…

В комнату заглянула Майя Александровна. В общей спальне тут же разнесся запах сладкой фиалки и мяты, который всюду сопровождал молодую воспитательницу. Она выглядела совсем юной за счет круглого детского лица с румянцем и больших глаз василькового цвета. Каштановые волосы-пружинки, как всегда, выпадали из пучка. Майя была любимой воспитательницей Ратмира. Впрочем, она располагала к себе всех детей, да и взрослых тоже. В ней будто бы всегда сиял незримый свет.

Девушка присела рядом. Она с любопытством взглянула на фото и по-доброму улыбнулась.

– Ты здесь такой счастливый, – ласково сказала она.

Рат кивнул. Он действительно не мог вспомнить более счастливого момента в своей жизни, чем этот.

– Я хочу показать тебе одну вещицу, – неожиданно серьезным тоном сказала Майя.

Она протянула ему каучуковый шнур, на котором крепко держался серебряный солнцеобразный кулон. В нем просматривались два наложенных друг на друга креста: один обычный и один повернутый буквой «х». Присмотревшись внимательно к прямым крестовым лучам, Рат увидел рисунки. На первом выгравировано дерево, на втором – крылья, на третьем – горящая свеча, а на четвертом – чаша, из которой льется вода.

– Это Крес. Иногда его называют «Огненная кольчуга». Благословенный амулет защитит тебя, Ратмир, предупредит о зле, придаст сил, и что не мало важно, поможет найти свой путь. Прошу, носи его не снимая. Это мой тебе подарок к четырнадцатилетию.

Громов застегнул на шее шнур, а сам оберег спрятал за пазуху. По груди тут же расползлось тепло. Он не особенно верил в силу таких вот штуковин, но не хотел обижать Майю, которая была так добра к нему. Как только Крес оказался у него на шее, воспитательница будто бы вздохнула с облегчением. Это удивило мальчика.