И те же неудобства создали идеальные условия для исследования древнего Новгорода. Повышенная влажность новгородского культурного слоя препятствует проникновению вглубь его воздуха. Это значит, что в почве Новгорода отсутствует сама возможность возникновения бактерий, вызывающих процессы гниения органических веществ. Любой деревянный предмет – будь это плаха мостовой, бревно сруба, ложка или рыбацкий поплавок, – оказавшись в земле, сохраняет форму, ничего не утрачивая, а лишь впитывая в себя влагу. Такими же сохранными оказываются кожаные и костяные изделия. Именно благодаря прекрасной сохранности органических веществ культурный слой Новгорода особенно толст. В большинстве других древних городов деревянные предметы превращаются в тлен, культурные напластования уплотняются и делаются сравнительно тонкими.

Чтобы оценить способность новгородской почвы сохранять в себе древнее дерево, вообразим на минуту, что мы находимся в музейном зале, демонстрирующем, например, культуру средневекового Киева. В витринах мы видим каменные и стеклянные вещи, металлические и глиняные предметы, но в них нет изделий из дерева. А между тем именно дерево на протяжении всей истории человечества, начиная с палеолита и почти до сегодняшнего дня, было главным поделочным материалом. Из него изготовляли большинство окружавших человека вещей. Деревянные городские укрепления защищали деревянные дома, а дома были наполнены деревянными предметами. Не видя этих предметов в музее, мы можем составить лишь очень приблизительное представление о древней культуре, основанное на случайно дошедших до нас вещах. В Новгороде же сохранялось все, чем пользовались люди в своем быту, – естественно, все, что не сгорало в пламени многочисленных и опустошительных пожаров, этой неотвратимой беды всех деревянных городов.

В почве Новгорода сохраняются не только все древние предметы, но и исторические взаимосвязи между ними. Культурный слой, если его разрезать по вертикали, напоминает гигантский слоеный пирог. В нем чередуются по-разному окрашенные прослойки. Когда на заре существования города возникают его древнейшие усадьбы, то прежде всего на не топтанную раньше траву тонким слоем ложится пахнущая смолой щепа первых жилых и хозяйственных построек. Затем поверх этой прослойки ложатся напластования повседневных бытовых отходов. Когда усадьба гибнет от пожара, возникает новая прослойка – разрозненного пожарища. Но уже снова стучат топоры, и снова на мертвый слой золы и угля летит смолистая щепа новых домов. И так из века в век. Легко представить себе, что все предметы, оказавшиеся внутри одной и той же прослойки, попали в землю на протяжении сравнительно короткого промежутка времени, практически одновременно. Изучая их вместе, сопоставляя их с остатками именно тех домов, в которых жили люди, державшие эти предметы в своих руках, мы получаем возможность реконструировать конкретный быт конкретных людей в условиях вполне конкретного времени.

И само это время исследователи научились отсчитывать при помощи «деревянных часов». Во время раскопок древней Великой улицы Новгорода на ней было последовательно расчищено 28 ярусов сосновых мостовых, древнейший из которых относится к Х в., а самый поздний – к XV в. Если эти 500 лет разделить на 28, мы получим среднюю продолжительность существования одного яруса мостовой – 17–18 лет, что позволяет сделать приблизительный расчет. Допустим, расчищается пятнадцатый ярус мостовой. Он отстоит примерно на 250–260 лет от первого, а это соответствует первой половине XIII в. Очевидно, что к этому времени мы должны отнести все прослойки со всеми содержащимися в них вещами, расположенные на уровне мостовой пятнадцатого яруса.