- Я хорошо знаю закон. Я в суд пойду. – сквозь зубы выдавливаю из себя слова.

- Пфф… Вперед. – машет рукой, указывая мне путь. – И чего ты этим добьёшься? Лешку тебе никто не отдаст. К тому же ты упустил тот момент, что ему почти тринадцать и его мнение учитывается. А если ты думаешь, что он с распростертыми объятиями встретит человека, который лишит его любимого и обожаемого отца, то сильно заблуждаешься. – каждое слово, словно увесистая пощечина, приносит жгучую боль, но не щекам, а сердцу. Мой сын считает отцом другого, любит, обожает. Я причиню ему боль, раскрыв себя. Своим поступком, она не просто лишила меня сына, но и возможности исправить ее действия, быть с ним. После речи Виталины, передо мной встает выбор: отказаться от него или причинить парню боль. – Кроме ненависти, ты ничего от него таким образом не добьешься. – добивает меня окончательно, не давая додумать, найти выход. – Лучше послушайся моего совета и свали в закат. Придёшь лет через пять, а лучше десять, он тогда станет старше, понятливее. Покаешься перед ним, соврешь про безграничную любовь… Возможно тебе повезет, он поверит, простит, примет. А сейчас тебе здесь ловить нечего. Адьос, каброн! (прощай, козел.) – делает пренебрежительно взмах кистью, разворачивается и уходит в подъезд, оставляя меня наедине с моими мыслями, заставляющими чувствовать себя склизким дождевым червем.

Простояв так несколько минут, медленно бреду в сторону своего автомобиля, пытаясь переварить все сказанное Виталиной. С какой стати я должен каяться перед сыном? За что? За то, что отказался от него, боясь причинить боль? Но кто сказал, что я откажусь? Я не собираюсь этого делать. Сегодня я предпочел сделать шаг назад, чтобы потом шагнуть на два вперед. Отступление временное, так называемый обманчивый маневр, чтобы выиграть время, обдумать, разработать дальнейший план. Он мой сын! Мой! Моя плоть и кровь! Она не вправе лишать меня Алексея! Я все равно добьюсь своего, чего бы мне это не стоило. И Витка за свои поступки так просто не отделается… Я с ней сполна рассчитаюсь.

6. Глава 5. Виталина

Курьер принес горячую и ароматную пиццу. Рассчитавшись с ним, я забрала коробки и отнесла их в гостиную на стол. Несмотря на то, что мои богатыри - братья, вкусы у них отличались, а вот аппетит у всех троих был отменным. Вскоре на столе уже стояли сок, газировка и чай. Мальчишки суетились, помогая мне накрывать на стол, желая поскорее приступить к поеданию пиццы и просмотру мультфильма, который успели выбрать в мое отсутствие.

Илюшка и Никитка устроились на диване по бокам от меня, а Лешка предпочел расположиться на мягком ковре, облокотившись спиной на меня и вытянув ноги, скрестив их в районе щиколоток.

Дети моментально увлеклись сюжетом на экране большого телевизора и наслаждались прекрасной акустикой нашего домашнего кинотеатра, а я смотрела в быстро меняющиеся яркие картинки и никак не могла вникнуть в смысл мультфильма, мысленно раз за разом возвращаясь к неприятному разговору во дворе нашего дома.

Он совсем не изменился за эти годы, разве что возмужал сильнее. Все те же серые глаза, которые при злости, становятся цвета мокрого асфальта. Все тот же широкий нос, низко посаженные, густые брови… только несколько морщин добавилось. Особенно были заметны две глубоких, меж бровей. Вероятно, Туманский чаще хмурится, чем смеется, раз они так глубоко залегли. Его русых волос пока не коснулась седина, но оно и понятно, рано. Туманскому сейчас тридцать пять, если меня не подводит моя память. Форма лица тоже не поменялась - прямоугольное, и сегодня как никогда ранее просящее кирпича. Все те же широкие плечи, накаченные руки и упругая грудь. Миша и при нашем знакомстве был накаченным спортсменом. Он не раз защищал честь института на соревнованиях.