Или я не права?

   – За мной, пожалуйста, – высокий амбал встречает нас у ограды. Долго проводит каким-то металлическим прибором вокруг моего тела. Даже волосы, и те проверяет. Даже смешно.

   – Только она, – тут же преграждает дорогу вылетевшей следом и задыхающейся от обиды Алексе. – Так приказано.

   Зачем я иду сюда? Зачем делаю шаги в этот дом?

   Здесь совершенно чужие люди, и я не понимаю, с чего они решили вдруг нам помочь! Сами нашли, а, значит, даже не были с отцом знакомы!

   А вдруг это враги Бадрида? И я сейчас сама отправляюсь в их логово?

   Ну нет, – заставляю себя успокоиться. Это уже паника. Не могли же мои родители, в самом деле связаться с врагами Багировых! Или могли? Но зачем тогда спасать меня?

   – Слишком много людей вызовут подозрения. Да и хозяйка привыкла к уединению.

   Охрана отпихивает все еще возмущающуюся Алексу, а я, будто под гипнозом, иду в дом за тем, кто меня ведет.

   Ничего.

   Если это враги, то, быть может, я смогу что-то понять и помочь Бадриду! Если только… если только он останется жив!

   А под ложечкой колет холодом странное чувство, что лучше идти самой, потому что обратно меня уже никто не отпустит.

   Но смогу ли я выйти, переступив порог?

   Или это все глупости, навеянные зловещими легендами про этот заброшенный дом?

   Дом и правда будто остался в прошлом веке. Или даже в позапрошлом.

   Старинная мебель и отделка. А из освещения только свечи в канделябрах на столе и роскошный, во всю стену, камин с причудливым узором.

   – Ну, здравствуй, Мари, – не сразу ее замечаю в полутьме.

   Ко мне оборачивается женщина ровно под стать этому месту.

Намного старше, но у таких возраста нет.

   Скорее, это видно по взгляду и по манере держаться.

   Платье, вроде бы и современное, но в нем она выглядит так, будто сошла с картинки книги о королевских странных приемах.

   Высокая прическа с капельками бриллиантов в волосах, что играют и переливаются вспышками у огня камина.

   – Мне было интересно узнать, какая ты, – в ее руке играет гранями хрустальный бокал с темно-красным вином. – Выпьешь? А я смотрю, вкусы Багировых не меняются.

   – Благодарю, ­ – качаю головой, отказываясь от предложенного напитка. – Я хотела бы знать. Почему вы решили нам помочь? И помощь ли это или на самом деле я не могу уйти из этого дома?

   – Да… Не меняются…

   Кивает сама себе, отпивая из бокала.

   – Я была такой же. Тихой с виду, потому что при Багировых меньше всего можно показывать строптивость и характер. И ураган внутри.

   – Я хотела бы услышать ответ.

   – Что ж, Мари. Ты в своем праве. Хотя я ожидала несколько другого. Скажем, благодарности за спасение твоей жизни? И не только, кажется, твоей. Или ты так мало ее ценишь?

   Мне не нравится.

   Все, что происходит в последние часы мне не нравится так, что ледяные мурашки под кожей.

   И не нравится эта женщина, хоть и кажется, что не несет в себе опасности или угрозы.

   Но то, как преградили путь Алексе и Лоре, практически вышвырнув их при попытке войти сюда, наводит на очень несветлые мысли. А в бескорыстную помощь я уже, кажется, перестаю верить.

   – Присядь, – кивком указывает мне на глубокое мягкое кресло.

   И я опускаюсь туда, потому что ноги уже почти не держат.

   – Да. Ты имеешь право знать. И мне нравится, что ты задаешь правильные вопросы.

   – Меня зовут  Наина Рубанская. Как понимаешь, когда-то я носила совсем другое имя. И я прекрасно знаю, что такое быть наложницей Багирова . Вначале это страсть. Сумасшествие. Чувство, что тебя сносит, как штормом в сумасшедших чувствах.  И ты ощущаешь себя единственной. Королевой. Нет. Даже выше. Тебя носят на руках. Ласкают с такой дикостью и страстью, что вышибает дух вместе с мозгами. И ты ни о чем не думаешь. Ты забываешь собственное имя. А после ревность. Дикое чувство собственности. И вот ты уже в тюрьме, а не во дворце, хоть твоя тюрьма и отделана золотом. Уже не в объятиях. В самых настоящих цепях. Без права голоса. Без права заговорить с кем-то или на кого-то посмотреть. А после… После жестокость. Он идет по трупам к своей власти. Он не считается ни с кем. Даже с тобой. Обрушивает на тебя свой дикий голод, свою жажду, но так же жестоко и ломает. И не всегда только морально, Мари. Быть может, когда-нибудь я покажу тебе свои шрамы. Они остались от плетей. Потому что любое слово вразрез с его словом или желанием, это преступление в глазах Багирова. Преступление, которое должно быть наказуемо.