– Будь хорошей девочкой и открой ротик, – сипло произносит Даня.

– А?

И в этот же момент у меня во рту оказывается клубника.

— Вкусно? — интересуется он, а взгляд хитрый, порочный. Зрачки чёрные, расширенные. Словно под кайфом. От меня. 

Я отрицательно качаю головой. 

— Ты, наверное, плохо распробовала. — Он тянется через меня к прикроватной тумбочке, где я оставила клубнику, берет ещё одну и снова подносит к моему рту. Я обхватываю ее губами не задумываясь. Вместе с его пальцами. Отчего он делает глубокий прерывистый вдох, а выдохнуть уже забывает. Просто смотрит на меня, замерев. И все. 

Мне интересно вот что. Той ночью я перебрала, а вот Даня был за рулем – значит, трезв как стёклышко. Значит, он осознавал все происходящее. Не оттолкнул меня. Не наговорил глупостей. А набросился словно изголодавшийся по женской ласке зверь. Он мог выбрать кого угодно той ночью. Но выбрал меня. Значит ли это, что я ему нравлюсь? Или же это была обычная месть? Спор? Но в таком случае он не был бы рад ребёнку. 

Я с силой прикусываю губу и отворачиваюсь от него, не в силах больше выдержать этот взгляд. Кажется, мы пылаем оба. С ним всегда все так странно: вот минуту назад ненавидела, а сейчас, могу поклясться, покрылась румянцем. 

— Не мог бы ты слезть с меня? Я, вообще-то, беременная, а ты тяжёлый, как слон, — сквозь зубы шиплю я, желая избавится от назойливого огонька, что медленно разгорается внизу живот.

— Да, конечно, прости. — Даня скатывается с меня и прикрывает глаза. Дышит все так же тяжело. 

— Зачем ты сделал это? — все же спрашиваю я. 

— Что именно?

— То, из-за чего рождаются дети, — поясняю я и устраиваюсь поудобней. Тянусь за клубникой. Все же вкусная, хоть и была замороженной. 

Даня не отвечает. Неопределенно пожимает плечами. Потом открывает рот, как бы намекая, что тоже не против заполучить ягодку. Я кормлю его из рук. Странно все это. Не должно так быть. Я выставить его за порог должна, а не лежать в одной постели и заводить разговоры по душам. 

— Хреново мне было, Мил, вот и решил забыться. А утром понял, что натворил, и ушёл. Вообще-то, по моему плану мы не должны были никогда больше увидеться. 

— Провалился твой план. С треском, — невесело усмехаюсь я и прикладываю ладонь к плоскому животу. — Ладно, раз уж ты здесь, в моей постели, то установим правила. — Откладываю в сторону пустой контейнер и кладу одну из подушек посередине кровати. — Это моя часть, это твоя. Подушка — граница. За неё не заступать. Никаких поползновений и неприличных предложений. Никаких посягательств на мое тело. Все ясно? — в свои слова вкладываю как можно больше серьезности и твёрдости. 

— Боже, Решетникова, а ты, оказывается, та ещё зануда. Но я не могу за себя ручаться, пока ты не  сменишь свою ночнушечку на закрытую пижаму. 

Я краснею. Серьезно. Он так смотрит, что несложно догадаться, что именно у него на уме сейчас. 

— Спокойной ночи! — Я выключаю свет и укрываюсь одеялом до подбородка. Рядом раздаётся чужое дыхание. Как так вообще получилось? 

В следующий раз буду просить оставлять еду у порога и отойти на десять шагов назад. Быстро открою дверь, подхвачу пакет и забаррикадируюсь в квартире. Да.  Точно. Так и сделаю. Как же бесит. Не прошло и минуты, а его нога уже касается моей! 

15. Глава 15

Границы были нагло разрушены, иначе почему мне сейчас так жарко из-за разгоряченного мужского тела, которое так тесно прижимается ко мне со спины? Тяжело дышит мне прямо на ухо, рукой крепко прижимает к себе.

Сначала решаю больно пнуть наглеца, но сладкая нега берет свое: я расслабленно нежусь в крепких объятиях, закрывая глаза на то, что, вообще-то, это Даня. Просто мне так не хватало мужской ласки все это время, что даю себе немного времени помечтать, а потом и сама не замечаю, как засыпаю вновь.