Батя же продолжает есть, не обращая внимания на ведущиеся у него под носом переговоры. Впрочем, всё же не выдерживает.

— Ну-ка, обрисуй мне вкратце. — Наконец вытирает салфеткой рот Егор Валентинович.

Повинуюсь, начинаю быстро переводить. Вскоре завязывается перепалка, и отец с сыном откровенно спорят.

— Смотри сюда. — Тычет Дима в лицо отцу телефоном. — Это устаревшая компания!

— Субординацию соблюдай.

Дима качает головой, снова косится на меня исподлобья. Ну вот сейчас-то я что сделала?

— Связываться с ними, — продолжает Дима, перегибаясь через стол, — это три шага назад. Нам это не нужно! Мы не должны болтаться как говно в проруби, пока наши конкуренты снимают сливки.

— Это надо переводить? — аккуратно вклиниваюсь в их разборки.

— Нет! — шикает Дима.

— Тише, — ласково отвечает Красинский-старший, улыбнувшись.

Да блин, он просто откровенно издевается. Видит, что сын злится, и ещё больше ластится ко мне. Интересно, как он догадался, что между нами что-то было? Наверное, слишком откровенно мы друг на друга пялились, а может раньше Красинский-младший не проливал кофе на совещаниях. Они с Димой будто два барана, встретившихся на узком мосту. Никто не хочет уступать. Мне так неуютно. В их глубоком конфликте должны разбираться специалисты, а не я. Уверена, окажись сегодня со мной рядом любой другой человек мужского пола, Дима воспринял бы это спокойнее. И не было бы сцены в лифте. Отец для него как краеугольный камень.  Самый первый человек, которого он одновременно уважает, стыдится и местами ненавидит.

Впрочем, и мне не всё равно! Я изнываю от ревности, вспоминая, как он прижал ту рыжую кикимору. Кирилла я никогда не ревновала, а тут очевидно, что между нами больше ничего и никогда не будет, но я всё равно не могу справиться с эмоциями. Пусть проваливает жать своих официанток с лапочками.

Между тем шоу продолжается. Дима горит, доказывая свою правоту, и, несмотря ни на что, я на его стороне. Доводы сына звучат убедительнее. И именно он вызывает во мне необъяснимые эмоции. Тембр голоса, циничная улыбка и наигранный злой смех — всё это цепляет. Внутри что-то взрывается каждый раз, когда я вижу, как Дима смотрит на меня.

В перерывах между разборками он замирает, прищуриваясь и глядя мне в глазах, будто больше за столом никого нет. Убила бы его за то, что он такой невероятно красивый... и эта его горячая, задумчивая тёмная сторона делает его ещё привлекательнее.

— Давайте перейдëм в мой кабинет, — строго предлагает отец, швырнув салфетку и резко дернувшись назад вместе со стулом.

Наконец-то, забыв обо мне, вся делегация во главе с генеральным устремляется к лифту, в разъехавшихся дверях которого появляется ушлая молодая женщина. Объявив себя прибывшим на место переводчиком, она активно рвётся в бой.

Красинский уже не так весел, как в самом начале. Похоже, он действительно задумался о правильности своего решения. И, покидая зал ресторана, хмурится, сосредоточившись на работе.

Воспользовавшись моментом, я отчаянно бегу к лестнице. Больше никаких лифтов в сомнительной компании.

— Иванка! — окликает меня Дима. — Ты с нами не пойдёшь! — приказывает. — Твоя работа окончена.

Обернувшись, смотрю на ямочку на его массивном подбородке, лучше так, чем взглянуть в глаза и снова растеряться.

— Я что, похожа на человека, который собирается с вами куда-то идти? — бормочу, открывая дверь на площадку, с трудом справляясь с бешеным сердцебиением.

Почему бы ему не пойти к чёрту вместе со своими лапочками и официантками?

— Связаться с моим отцом — худшее, что ты могла придумать!