Я натягиваю одеяло ещё выше. Никогда не видела голых парней, никогда не была всю ночь с мужчиной в одной постели. Это должен был быть мой муж.

Дима встает с кровати и как есть — абсолютно голый — идёт открывать, почëсываясь при этом. Он не стесняется своей наготы, а я исподтишка пялюсь на его крепкую спину и то, что ниже, но для меня это какая-то другая, параллельная вселенная. Я не смогла бы быть такой вот свободной.

— Дмитрий Егорович, извините, ради бога, у вас внутренний телефон не работает, — слышу голос горничной или администратора отеля.

Поворачиваю голову, и действительно: гудит трубка, брошенная на пол. Наверное, вчера мы случайно скинули аппарат.

— Моя дочь здесь?! — неожиданно вдалеке звучит голос матери, и кровь буквально стынет жилах.

— Ты! Ты?! Ты что с ней сделал?! Подонок! — а затем и отца.

Мои родители!? Они здесь? Какой кошмар! А на Диме даже трусов нет. Он ведь так и открыл дверь… И они его видят. Мои папа и мама. Без всего.

Я спрыгиваю с постели, ничего не соображая, в истерике и ужасе собираю белье и одежду с пола. Руки трясутся. На простыне видны следы моей невинности. Перед глазами плывет, меня водит из стороны в сторону. Какой позор! Какой же бесконечный, убийственный стыд! Что подумает обо мне Дима? Мать обзывает его таким словами, что я хочу удавиться. Наконец-то разыскав все вещи, я прижимаю к груди туфли и быстро прохожу мимо Димы, даже взглянуть ему в глаза не могу — боюсь, настолько мне стыдно.

— Дмитрий Егорович, ради бога, извините, гостиница приносит глубочайшие извинения. Эти люди подняли такой шум, мы решили, что произошла какая-то ошибка. Всё, конечно же, будет оплачено за счёт заведения. Мы обязательно преподнесём комплимент от отеля.

— Да ладно, — слышу я Димин голос. — Иванка, — окликает он меня, но его отвлекает мой папа, оставшийся у двери.

— Я тебя засужу! — орёт отец. — Ты у меня надолго сядешь! Моя девочка! Силой взял, гад! Думаешь, если богатый, то всё можно!

Я иду куда глаза глядят. Бреду босиком по гостиничному ковру, кажется, к лифту, и всё ещё жму туфли к груди. И хочу умереть от этого позора, от ужаса, что испытываю.

— Иванка! Доченька! — Кидаются ко мне мать и отец, оба обнимают.

За спиной хлопает дверь.

— Надо сразу же в полицию.

— Я так и подумала, что с тобой что-то не то. Не могла моя девочка трубку кинуть и на ночь куда-то… Если её кто-то не заставил.

— Он тебе что-то подсыпал?! — рычит отец.

— А этот гусь Кирилл?! Одного борща у нас кастрюли четыре съел, так ещё и на его свадьбе была, бедная моя. Так и знал, что праздник богачей добром не закончится. Жаль, дедовское ружьё у меня на даче осталось, я бы...

— Да прекратите вы наконец! — плачу, тыча в кнопку вызова лифта.

Администраторша спешит по лестнице, не оглядываясь. Стыдно, как же ужасно стыдно и неловко.

— Папа тебя по сим-карте нашёл, дядя Коля же в телефонной компании работает.

— Умоляю вас, замолчите оба, — плачу.

— Сейчас главное — не мыться. Маленькая моя, ну как же так? Надо было на помощь звать. Если мы снимем его биоматериал, то в суде сможем доказать.

— Я пошла с ним сама. Успокойтесь, ну пожалуйста.

Возникает пауза. Открывается лифт.

— Как, сама? — затихает мать, выравнивая спину и вытягивая шею.

— Вот так — сама! — плачу громче, тычу на кнопку первого этажа.

— Доча, не надо прикрывать этого богача!

— Я пошла с ним сама! — повторяю надрывно, никогда так не разговаривала с родителями, но их гиперопека довела нас вот до этого. — Потому что он мне понравился, и хватит уже.

В лифте снова тихо, слышно только, как щëлкают этажи, пока мы медленно ползём вниз.