Как же он был похож на своего отца! Наилат отчётливо помнила Секенэфа Эмхет молодым, в сияющих золотом доспехах, в ореоле первых его боевых подвигов – наследного царевича, а впоследствии и Императора, само присутствие которого вдохновляло на подвиги всех, кто шёл за ним. Время словно повернулось вспять, к истокам последней войны, и ореол сокола Ваэссира снова вспыхнул перед её внутренним взором. Но сейчас эту же Силу она чувствовала в Ренэфе, молодом военачальнике, едва ступившем на путь своих завоеваний.
Видение пронеслось и померкло. Наилат прижала руки к груди в безмолвном вопросе, и в следующий миг услышала, как из-за спины царевича прозвучал родной голос, позвавший её по имени. Мужчина, сидевший в повозке, подался вперёд, приподнялся, опираясь на руки, но не сошёл ей навстречу.
– Нэбвен… – выдохнула она и устремилась к нему.
Ноги несли её быстро, совсем как в юности. Наилат едва ли не взлетела в повозку и крепко обняла супруга, ничуть не заботясь о том, что подумают другие. Единственное, что имело сейчас значение, это то, что он жив. Откуда-то издалека она слышала, как приветствуют её нестройным хором солдаты Нэбвена, но отчётливее был его обрывочный шёпот, бессвязные нежные слова. Подняв взгляд, Наилат увидела в его глазах слёзы и всхлипнула, улыбаясь.
А потом увидела, отчего он не вышел ей навстречу, пошатнулась, но только сжала его руки крепче, ничем больше не выдав свой ужас. Её солдат прошёл всю войну с Данваэнноном, но ни одна из его ран не была сравнима с этой, полученной в небольшой, казавшейся малозначимой миссии…
– Люблю тебя, – шепнула она. – Больше всего на свете люблю.
Сойдя с повозки, Наилат расправила плечи и направилась к царевичу.
– Для нас честь принимать тебя как дорогого гостя, сиятельный господин, – торжественно возвестила она. – Наши хлеб и пиво – для твоих уст, и все дары нашей земли – для твоих рук.
– Благодарю тебя, госпожа Наилат, и да благословят Боги ваш дом, – учтиво ответил царевич.
Женщина шагнула ближе, и телохранители Ренэфа, повинуясь его короткому едва уловимому жесту, не остановили её. Она взяла руку царевича, сжимавшую поводья коня, обхватила своими ладонями и произнесла горячо, тихо – так, чтобы услышал только он.
– Благодарю… всей душой благодарю тебя, что вернул его мне живым…
Царевич встретил её взгляд – Наилат поразилась, как темны стали его глаза, – и покачал головой.
– Однако в том, что не сумел вернуть его тебе невредимым, только моя вина.
Потрясённая, женщина не нашлась, что сказать, но взяла себя в руки. Высокого гостя надлежало принять как подобает. Все вопросы она ещё успеет задать потом.
А возможно, и вовсе не станет ни о чём спрашивать, ведь Нэбвен всё-таки вернулся домой.
Возвращение Нэбвена праздновали всем поместьем, и удалось это возвращение вполне торжественным, как того и хотелось Ренэфу. Важно было показать, что императорская семья бесконечно ценит старшего военачальника… что бесконечно ценит Нэбвена лично он, царевич Эмхет, обязанный этому рэмеи своей жизнью и не только ей.
Но вот высидеть на пиру оказалось делом нелёгким. Ренэф и от пиров отвык, и чувствовал себя здесь не на своём месте. Какой бы радушный приём ни оказали ему в этом доме, искренняя тёплая благодарность семьи Нэбвена казалась ему незаслуженной. Не соверши он того, что совершил, – его друг вернулся бы домой на своих ногах, возглавляя свой взвод копейщиков. Ну а что удалось ему вернуть Нэбвена почти что с самого Западного Берега – так то был не подвиг. Он же просто не мог иначе.