Анирет уже не стала поправлять его – побоялась сбить с мысли – и только кивнула.

– Он должен пополнить ряды моих друзей… а всё не то! – писец расстроенно стукнул кулаком по столу. – Он достойный, и доказал это. А новая форма выходит недостойная его! Не выходит вовсе! Не знаю всех слов, которые нужны…

– Так ты пытаешься запечатлеть его историю, полностью, – прошептала царевна, по-новому глядя на разбросанные листы, в которых была заключена целая жизнь.

– Он уже не в силах сам разложить себя на слова, – с горечью сказал Кахеп. – Его разрушили… И я виноват, ох как я виноват, – схватившись за голову, он запричитал, покачиваясь из стороны в сторону. – Не дозваться теперь, не дознаться. А ведь всё прошло как нужно!

– В чём ты виноват, мудрый?

– Не подготовил достаточно. Предупреждал же, а не подготовил. Но он увидел всё, что должен был! Так много открылось! И золотая нить, пронзающая сердце… – Кахеп осёк себя и задумчиво поскрёб когтем писчую палочку, счищая присохшую краску.

Они подобрались к тому, что Анирет жизненно важно было узнать. Осторожно она спросила, повторяя слова из конца сказки:

– Он нашёл сокола. Но молвил ли его Владыка слова, от которых сердце его возвысилось и освободилось?

Старик вдруг усмехнулся и сгрёб свои свитки ближе к себе.

– Э-э-э нет, потом прочтёшь, маленькая царица… или сама увидишь. А может, и не увидишь – кто ж скажет наверняка? Может, мы так и не узнаем, чем закончилась эта история.

– Она ещё не закончилась, – глухо возразила Анирет, раздосадованная его загадками и тем, что он раскусил её нехитрый замысел. – Для меня Инени пытался… разложить себя на слова, как ты это называешь. Я тоже пытаюсь воссоздать, собрать воедино.

– Для тебя? – подозрительно переспросил Кахеп. – А почему для тебя?

– Потому что любил её, – ответил за царевну Нэбмераи, которого явно тоже раздражало происходящее.

– О… О-о-о! – взгляд старика просветлел, и он вдруг кинулся перебирать листы, выискивая нечто определённое, дописывая что-то. – Служить другому Эмхет, – бормотал он. – Вот оно что, ага… Да-да, так он и говорил. Спрашивал, что будет, если служить другому Эмхет? А я ещё узнать пытался, кому же он хочет служить…

Анирет видела, как напряжённо Нэбмераи вслушивался в бормотание писца, который знал и понимал куда больше, чем говорил. Хотелось встряхнуть Кахепа, объяснить, как это важно, заставить рассказать прямо! Да только вряд ли это что-то даст – разве что дух вытряхнет из его тщедушного тела, а этим никому не поможешь.

– Всё, уходите. Кыш, – замахал на них руками старик. – Мешаете. На том Берегу меня и так заждались, а я ещё здесь не всё успел.

– Ты ничего не сказал мне, почтенный, – в голосе царевны была сталь. – Я прихожу сюда не из праздного любопытства, и только сейчас ты изволил вообще обратить на меня внимание. Я не уйду отсюда, пока ты не скажешь.

Она думала, что Кахеп снова впадёт в транс, или просто молча вернётся к работе. Но старик вдруг вздохнул тяжело, скорбно.

– А что я скажу тебе, когда понимаю, что ты хочешь услышать? – прошелестел он. – Того, кого ты знала, больше нет и не будет. Это надо принять, девочка. Идите, куда шли. У вас много, много дел впереди… а у меня – совсем мало времени завершить мои.

И Анирет поняла, что говорил он не только о Павахе. Означать это могло всё, что угодно – окончательную смерть брата… или, что ещё хуже, полужизнь, как у его телохранителя.

Силы оставили её – она даже поднялась с трудом. На сердце было больно – померкла упрямая надежда, отчаянно не желая угасать.