Вдруг раздался крик:
– Рогнеда! Рогнеда!
Девушка невольно вздрогнула, обернувшись. Глаза так и засияли в надежде, что получены долгожданные вести.
Босоногая холопка стремглав спускалась от крепости, спеша первой сообщить новость своей госпоже.
– Рогнеда, иди скорее в крепость. Князь зовет тебя.
– Зачем я понадобилась отцу в послеобеденный час? Разве он не отдыхает в своих покоях?
– Да ведь к тебе сваты приехали, – восторженно прокричала девчонка.
– Сваты? – обрадовалась Рогнеда. – От Ярополка?
– Нет, от Владимира, князя новгородского.
Лишь врожденная сдержанность и женская гордость не позволили Рогнеде выругаться вслух при холопке. Она сдержала гневные слова, и только поджатые плотно губы могли выдать ее негодование.
Девчонка удивленно захлопала глазами, не понимая, почему весть княжну не обрадовала. Но она хорошо знала крутой нрав госпожи и благоразумно перестала бурно выражать свою радость.
Рогнеда и холопка пробрались в крепость, стараясь не привлекать к себе внимания чужих воинов, расположившихся во дворе княжеской усадьбы.
В горнице ее встретила матушка.
– Рогнеда, где ходишь? Мы обыскались тебя, всю крепость переворошили. Сваты приехали. Одевайся скорее, отец давно ждет тебя в гриднице.
– Ах, матушка, что за сваты? Откуда? – спросила княжна, надеясь, что девчонка-холопка ошиблась и мать уверит сейчас, что Ярополк наконец обратил на нее внимание.
– Из Новгорода. Князь Владимир удостоил нас чести взять тебя в жены.
– Ничего себе честь! – воскликнула Рогнеда, не обращая внимания на холопок, крутившихся вокруг с богатыми нарядами. – Робич сватов шлет, а я с радостью должна соглашаться?
Всей Руси известно, что Владимир был рожден от рабыни Малуши, ключницы киевской княгини Ольги.
Мать печально посмотрела на княжну, вздохнула, понимая ее чувства.
– Отец не неволит тебя, ты же знаешь. Ты мечтаешь о Ярополке, но подумай хорошенько, Новгород ближе к нам, чем Киев. Чаще видеться будем. Князь Владимир молод и, говорят, очень красивый. Чем не жених? Послушай матушку, я ведь тебе плохого никогда не пожелаю. Переодевайся и ступай в гридницу.
Рогнеда печально смотрелась в зеркало, пока две холопки одевали ее в праздничную одежду: нижнюю рубаху из тончайшего полотна и голубой, шитый золотом по подолу навершник.[5] Волосы заплели в толстую косу и на голову надели кожаный венец, обтянутый аксамитом,[6] на нем закрепили височные кольца.
Княжна стояла тихо, имея отрешенный вид. Холопки недоуменно переглядывались. Обычно княжна, переодеваясь для гуляний, праздников и семейных торжеств, выражала недовольство по всякому незначительному поводу: не так волосы прибрали, не так поясок затянули, концы неровные, венец набекрень, сапожки тусклые, щечки слишком натерли, брови грязно сажей подвели…
Рогнеде на этот раз было действительно все равно, во что ее одевают суетливые холопки. Она напряженно сочиняла речь, которую произнесет в ответ на предложение сватов, и когда в зеркале показалась нарядная румяная красавица с огромными серыми глазами и русой косой, перекинутой через плечо на полную грудь, ответ уже полностью сложился в ее голове.
Княжна хмуро взглянула на девушек, склоненных в низком поклоне, и в сопровождении полной матушки, перекатывающейся рядом на маленьких ножках, решительно двинулась в гридницу.
Рогволод, развалившись непринужденно на княжьем сиденье, старательно улыбался гостям, расположившимся чинно по лавкам, вдоль обильно заставленных яствами столов. Он делал вид, что все идет как надо, и только пальцы, барабанившие по подлокотнику, выдавали его нервное напряжение.