– Ты ешь копченую колбасу? – прошипела мать. – Это вредно, Владик.

– Кристина придерживалась здорового питания, – раздраженно хмыкнул он. – И это ей не помогло.

– Не смей! – мать схватилась за сердце, а сестра принялась давать ей таблетки. С одной стороны, Казаринов прекрасно понимал и жалел мать, но интуиция подсказывала о начале театрального представления. Прозвучал третий звонок и занавес раскрылся.

– Хватит мне делать замечания, дорогие мои родственницы. Вы же знаете, что бесполезно, – пробормотал он недовольно и полез в кухонный бар, где хранились початые бутылки. Достал почти полную бутылку виски и стакан. Налил половину, а потом повернулся к матери и Милке.

– У меня сын, между прочим, родился, – заметил примирительно.

– Когда? – поинтересовалась Мила.

– Кто мать? – нервно бросила мамаша.

– Давно, – хмыкнул Влад. – Мать ребенка зовут Элла, но ты ее не знаешь, мам.

– Ах, эта… – поморщилась маменька и, тяжело поднявшись, медленно пошла к себе.

– Я полагаю, вы обе в курсе? – напряженно рыкнул Казаринов. – И когда собирались сообщить мне?

– Эта женщина не для тебя, – скривилась мать. – Слишком простая и недалекая.

– Вы знали, – ошарашенно повторил Влад. – И ничего не сказали мне…

– У нас своих проблем хватает, – попыталась объясниться Милочка.

– Ах вот оно что! – догадался Казаринов. – Вы боялись, что с появлением в моей жизни ребенка ваши дотации сильно сократятся?

– Эта дурочка из тебя все соки вытянет, – просипела мать, прислонившись к стене.

– Поздравляю, вы просчитались, – ернически заметил Влад. – Эта самая недалекая дурочка – лучший дизайнер в городе. И на жизнь ей хватает…

– Кристиночка говорила, что она танцовщица в клубе! А это позор, понимаешь?

– Твоя любимая дочь врала, – оборвал мать Казаринов. – А ты считаешь не позорным, чтобы мой единственный сын воспитывался на стороне и не получил от меня ни копейки помощи? Кем бы ни была его мать, я обязан, понимаешь?

– Ты слишком щепетилен, сынок! – вскрикнула мать.

– Да, – кивнул Влад и обдал родственниц волной холода. – Да! И ты даже не представляешь насколько!

Он выскочил из кухни и, поднявшись к себе, принялся швырять вещи в дорожную сумку, потом достал с полки свой «Кэнон» и, повесив его на шею, направился к двери.

– Ты пожалеешь, – предупредила мать. – Я тебя не прощу!

– Знаешь, – устало пробормотал Казаринов. – Самое большее, что ты можешь сделать, это лишить меня наследства. Но твоя покойная дочь позаботилась, чтобы дом пошел с молотка. Я собирался завтра встречаться с мразью, потребовавшей сто тысяч евро, но теперь не стану. Разбирайтесь сами.

– Что? – вскрикнула мать, кулем опускаясь на стул в прихожей. – Кристина не могла!
– У человека на руках договор займа, заверенный нотариусом, а там роспись твоей любимицы.

– Кто? – сипло поинтересовалась мать. – Кто требует денег?

– Некто Павлуша Померанцев, – хмыкнул Казаринов, устало ставя на пол наспех собранный баул. – Тебе известно, кто это?

– Павлик? – пролепетала мать и, не обращая внимания на предупреждающий взгляд сестры, добавила: – Это Кристиночкин друг. Они жениться собирались.

– Когда люди женятся, то деньги друг у друга не занимают.

Внезапно вспомнились Элкины размышления о любви и браке. Цельные и такие правильные. Про любовь и совместную жизнь, когда сносит голову от одного прикосновения. А уж если сестра собиралась замуж за ПоПу, значит, того же поля ягода.

– Я поехал на Миусскую, – предупредил Казаринов, выходя во двор и щелкая сигнализацией от машины.

– Ты не можешь, – запричитала Мила. – Ты бросаешь нас?