Присланные губернатором чиновники уже приступили к расследованию происшествия, но пока удалось выяснить только одно: на «Голубой экспресс» напали местные бандиты.

Клим ходил вдоль изрешеченных пулями вагонов. В одном из разбитых окон торчал кусок стекла, залитый засохшей кровью, а рядом на стене виднелись смазанные отпечатки ладоней: кто-то попытался выбраться наружу, да так и не смог.

Потом журналисты отправились в Линьчэн – маленький городок, окруженный высокой крепостной стеной.

По грязным кривым улочкам носились ошалевшие солдаты и чиновники. Местные старики сидели на крылечках и провожали чужаков затуманенными взглядами. Их коричневые лица лучились морщинами, а вокруг ввалившихся ртов расплывались клубы густого белесого дыма – бог весть от какой травы, набитой в крохотные глиняные трубки.

Клим отправил Грину телеграмму с описанием катастрофы и первыми сообщениями официальных лиц: гарнизон Линьчэна уже выслал отряд на выручку пленникам, однако солдаты не смогли к ним приблизиться, так как бандиты использовали людей как живой щит.

В телеграфной конторе Клим вновь столкнулся с Урсулой, и та рассказала ему, что из Пекина прибыл представитель американской дипломатической миссии Рой Андерсен, который должен был вести переговоры с похитителями.

– Где он остановился? – спросил Клим.

– В своем вагоне; все гостиницы забиты. Завтра в восемь утра мистер Андерсен пообещал встретиться с журналистами.

Клим и Урсула долго бродили по городу, пытаясь найти пристанище, и в конце концов даму взяли к себе итальянские коллеги, которые сняли на ночь крытый фургон. Климу места не хватило, и он отправился назад на станцию.

Из Шанхая пришел ещё один поезд, и всё пространство вдоль путей было забито солдатами, родственниками заложников и окрестными крестьянами, которые, испугавшись бандитов, перебрались под защиту крепости.

Народу было столько, словно в Линьчэне расположился военный лагерь. Пылали костры; кто-то рыдал, кто-то пел, кто-то предлагал на продажу хворост, чай и холодный рис.

Даже под вагонами сидели люди. Клим достал карманный фонарик: так и есть, между колес прятался целый выводок ребятишек.

Луч фонаря скользнул по подножке вагона и осветил дамские туфли и белый подол платья, расшитый красными маками. Клим поднял фонарь и замер. Господи боже мой… Нина!..

Она загородилась от света и попросила по-английски:

– Уберите фонарь!

Клим нажал на кнопку, и всё провалилось во мрак.

– Хэлло, дорогая!

– Ты? – выдохнула она.

Глаза постепенно привыкали к темноте: в воздухе соткалось светлое платье с теперь уже черными маками, потом Нинино лицо в обрамлении кудрей – чудесный призрак, занесенный на край земли.

Клим ждал, что она скажет. Нина тоже ждала.

– У нас в вагоне электричество погасло, – наконец выговорила она. – Проводника нет – видно, убежал куда-то…

Удивляясь собственному хладнокровию, Клим протянул ей ладонь:

– Пойдем искать твоего проводника.

Она не оттолкнула его и, опершись на руку Клима, спустилась по ступенькам на землю.

В других вагонах с электричеством всё было в порядке: Нина то входила в золотые квадраты света, лежащие на насыпи, то вновь пропадала во тьме. Под ногами шуршали мелкие камешки; в прохладном воздухе аромат Нининых духов мешался с запахом дыма.

Довелось же встретиться! По телу Клима перекатывались волны горячей дрожи; сердце оглушительно билось, по лицу гуляла недоверчивая ухмылка. Он и верил, и не верил в случившееся.

– У тебя в Линьчэне дела? – спросил Клим.

– Да.

– Где ты живешь?

– В Шанхае.

– А чем занимаешься?