Бивень слева, такой три охотника не унесут. Роговая бородавка справа.

Тоненькие стрелы охотников ломались, кусая мамонта меньше, чем комары. Обожженные деревянные копья застревали в засмоленной шерсти. Кухиа прятался в кустах, все присматривался, говорил: «Ух!»

Осердясь на это, холгут стал ловить Кухиа в удобных местах.

Охотник первым в трибе стал обрезать бороду каменным ножом и налегке бегал в короткой накидке из шкуры олешка. Такой короткой, что непристойно оголялись лодыжки. Оленьи самки стеснялись смотреть грустными влажными глазами. А белый мамонт ревел громко, земля дрожала. От сердитости тряс мохнатым, выпуклым над желтыми глазами лбом, затылок трясся, как тяжелый подтаявший сугроб. И кожа над веками медленно морщилась. На мельтешащих людей смотрел с обидой. Наверное, жалел, что сделал когда-то землю для таких поганых. Сидели бы среди воды. Считал, что Люди льда хуже, чем мыши. Увидев ненавистных оборванцев, начинал пританцовывать от обиды. Вздымал бивень, грозно тряс роговой бородавкой, вертел хоботом, как рукой. Иногда палку брал в хобот. И тот, кто успевал убежать от белого мамонта Шэли, рассказывал потом странные вещи.

Всякое говорили.

Жгли костры, жевали сухой мухомор.

Разные видения Людей льда мучили. Один, например, бездумно плясал над черным провалом в ужасную пропасть – на совсем скользком ледяном гребне. Другой, дрожа, всю ночь пролезал в пустую глазницу волчьего черепа, валявшегося на полу пещеры. Третий радовался в углу пещеры, стонал, вскидывал руки. Грязные волосы на голове поднимались, как чешуйки еловой шишки.

Среди видений шуршал песок, пересыпаемый временем.

Весело мечтали, как заманят белого мамонта Шэли к реке и утопят. В ледяной реке под Северным сиянием утопят. Только надо привязать к бивню такой большой камень, чтобы животное не всплыло. Или мечтали вырыть такую глубокую земляную канаву, чтобы зверь в нее упал и разбился. Вот только чем рыть? Пустыми руками? Заостренными палками?

Разбивали вкусные мозговые кости, осуждали белого мамонта.

Вот создал землю, понаделал гор и болот, а глубоких ям не выкопал, глупый.

Жевали сухой вкусный мухомор, весело обещали оторвать холгуту все, что можно живому оторвать. Вот гор наделал, а глубоких ям не выкопал, сердились. Трясет рыжей челкой. А Люди льда живут в дымной пещере. Обрабатываем шкуры олешков, сердились, чтоб не бегать совсем голыми. Шьем легкие муклуки на ноги, теплые кухлянки на плечи. На охоту далеко ходить, болота мешают. Приходится ставить в низкой тундре перевалочные базы, выделять сторожей. А мамонты ведут себя безобразно, все затаптывают. Из-за них, да еще из-за ужасных зимних ветров прячемся в дымных пещерах. Только Дети мертвецов живут хуже.

Откинувшись на мягкую медвежью шкуру, охотник Кухиа весело представлял, как будет душить белого мамонта. Обожжет в огне огромный кол, ударит холгута по глупой косматой голове. Потом сломает зверю левый бивень, потом собьет бородавку роговую, скажет: «Ух!» У меня такие огромные руки, думал, нажевавшись мухомора, что быстро задушу белого мамонта. С выражением сильного отвращения на лице задушу. Сдеру мохнатую юбку, достану жирную печень, напластаю мамонтовый жир ремнями. Буду есть, обрезывая жир каменным ножом перед самыми губами.

Сытые будем. Плясать будем.