Протянутая, подобная року, рука остановилась на минуту, и человек сказал со смехом:
– Вабам вабиска ип пит тах! (Смотрите, какие белые клыки!)
Другие индейцы громко засмеялись, подзадоривая его схватить волчонка. Рука опускалась ниже и ниже, а в волчонке боролись два противоположных инстинкта. Один внушал ему, что надо покориться, другой толкал на борьбу, результатом чего стал компромисс. Он последовал обоим инстинктам. Он покорялся до тех пор, пока рука не коснулась его. Тогда он стал бороться, вонзил зубы в руку. В следующий момент он получил удар по голове, сваливший его на бок. Тут уж пропала всякая охота бороться. Волчонок превратился в покорного щенка. Он сел на задние лапы и заскулил. Но человек, чью руку он укусил, рассердился. Волчонок получил новый удар по голове, от которого опрокинулся и заскулил еще громче.
Четыре индейца хохотали, и даже укушенный засмеялся. Они окружили волчонка и смеялись над ним, а тот продолжал скулить от боли и ужаса. Но вот он что-то услышал и насторожился, индейцы тоже насторожились. Волчонок знал, что это было, и, издав последний протяжный вопль, в котором слышалось больше торжества, чем боли, умолк, дожидаясь прихода матери – свирепой, неукротимой матери, сражавшейся со всеми, убивавшей всех и ни перед чем не отступавшей. Она приближалась с громким рычанием. Услышав вопли волчонка, она бросилась ему на помощь.
Она кинулась к людям, разъяренная, готовая на все, и это придавало ей дьявольский вид. Но этот спасительный гнев только обрадовал волчонка. Он взвизгнул от счастья и бросился навстречу матери, в то время как люди поспешно отступили на несколько шагов. Волчица стояла между детенышем и людьми, ощетинившись и яростно рыча. Даже волчонок не узнавал ее: до такой степени ярость сделала ее страшной.
Но один из людей крикнул:
– Кич!
В этом восклицании слышалось удивление, и волчонок почувствовал, как вздрогнула его мать.
– Кич! – крикнул снова человек, на этот раз резко и повелительно.
И волчонок увидел, как волчица, его бесстрашная мать, поползла, извиваясь, по земле, визжа от радости, виляя хвостом и всем видом выражая миролюбие. Волчонок ничего не понимал. Он был потрясен. Чувство благоговения к человеку овладело им с новой силой. Итак, инстинкт не обманул его: мать подтверждала это. Она тоже выражала покорность перед этими неведомыми существами.
Человек подошел к волчице. Он положил руку ей на голову, а она припала к земле еще плотнее. Она не укусила его, даже не угрожала. Прочие люди тоже приблизились, окружили ее, ощупывали, притрагивались к ней, а она не пыталась их отогнать. Они были крайне возбуждены, их рты издавали громкие звуки. Но в этих звуках не было ничего угрожающего, и волчонок подполз и прижался к матери, все еще взвизгивая по временам, хотя и стараясь сдерживаться.
– Все просто и понятно, – заговорил индеец, – ее отец был волк. Правда, по матери она произошла от собаки. Но разве мой брат не оставлял ее мать привязанной три ночи в лесу? Значит, отцом Кич был волк.
– Уже прошел год, Серый Бобр, как она убежала, – сказал второй индеец.
– И в этом нет ничего странного, Язык Лосося, – ответил Серый Бобр. – В то время был голод, и собакам не хватало мяса.
– Она жила среди волков, – сказал третий индеец.
– Похоже на то, Три Орла, – сказал Серый Бобр, положив руку на волчонка, – и вот доказательство.
Волчонок слегка зарычал, почувствовав прикосновение, и рука поднялась, чтобы нанести удар. Но волчонок спрятал клыки и с покорным видом приник к земле, а рука стала чесать у него за ухом и гладить по спине.