Но Харрок сдавливает его с еще более неистовой яростной силой и…

Буря Королевы обрывается так же внезапно, как началась.

Зарождающаяся Жизнь толчками вливается внутрь тела Эйрис. Но тела у нее больше нет. Так же, как и у Несмеха. Души их замирают, как замирает все вокруг Королевы Грез. Замирает потому, что внутри нее, заполняя собой весь солнечный шатер, изливаясь наружу, проникая в каждую частицу Жизни, на сотни шагов вокруг звучит ПЕСНЬ ФЬЁЛЬНОВ.

Несмех возвращался.

Почти двадцать лет миновало с тех пор, как, повинуясь воле Натро, а вернее – более высокой воле, привезли его на спине краурха к восточной границе Гибельного Леса. А с ним – недавно рожденного сына. Только его и младенца, чья мать оставалась здесь, в Вечном Лоне, в Городе-на-Берегу. Так было решено. Эйрис останется, а отец с сыном – уйдут. Так надо, сказал Натро. Спрашивать – не принято. Все, что необходимо, было сказано. Утешением Эйрис и Тилоду-Несмеху было пророчество Слушающего: они встретятся. А сына Эйрис-Харрок увидит уже взрослым. Так надо. И умерили их боль разлуки. Умерили магией. И магией же была взята у конгая бо€льшая часть обретенной им силы. Большая, но не вся; а главное, осталось ему чудесное искусство, дарующее Слышавшему Пение власть над прекрасным. Всё, к чему с сердцем прикладывал он руку, становилось тенью Чудесного. И память оставили Тилоду. Потому сейчас, в преддверии возвращения, трепетало его сердце. Жестоко было отнять у него данное на столь долгое время. Жестоко было отнять у них с Эйрис эти долгие годы. Но те, кто дают, владеют правом отнять. Потому что редко бывает так: смертный управляет своей судьбой. Чаще – Судьба управляет смертным.

Крепко связанный плот неторопливо нес Тилода-Несмеха по Зеленой Реке. Человек смотрел в мутную воду. Быстрые тени скользили под ее поверхностью. Иногда мелкая рыбешка стрелкой выбрасывалась из воды, спасаясь от хищника. Несмех смотрел в реку. А на него сверху смотрели хищные пятнистые урги Гибельного Леса. Летающие твари кружились над ним, но напасть не решались. Инстинкт подсказывал им, что от человека лучше держаться подальше.

Почти месяц прошел с тех пор, как бежал Тилод из лагеря ссыльных, от берега другой реки, тоже впадающей в море Зур. Десяти дней хватило бы судну, чтоб, отойдя от лагерного причала, спуститься вниз, проплыть вдоль изрезанного бухтами побережья, подняться вверх по Зеленой, известной среди обитателей Юга как Проклятая,– и достичь Города-на-Берегу.

Несмех не плыл на корабле. Он был беглец. Но добрался до цели немногим медленнее.

Тилод Зодчий из Фаранга улыбнулся. Он с удовольствием подумал о том, как удивил своих тюремщиков. Да, те, кто решил сослать Черного Охотника (Хотя откуда они знали?) в страшные джунгли Юга, здорово просчитались. И он заставит их пожалеть о содеянном. Нынешний Тилод Зодчий – это не тот двадцатипятилетний парень, которого можно вот так запросто умыкнуть – и никто не вспомнит. Нынешнего Тилода – вспомнят! Достаточно одного лишь Начальника Фарангской Гавани Шинона, Шинона Отважного, чтобы у тех, кто затеял эту игру, затряслись поджилки, когда похищенный Зодчий объявится в Фаранге. Потому что Тилод точно знал: схватили его отнюдь не по распоряжению Великого Ангана. Или Исполняющих Волю (уж Шинон бы об этом знал). И даже не по приказу Блюстителя помыслов Дага. Даг – отъявленный негодяй, но и он не станет ссылать на Юг того, кому намеревался поручить строительство (со скидкой, разумеется) нового дома.