Инга настояла, чтобы мама и папа остались дома: она уже не маленькая девочка, на следующий год ей исполнится шестнадцать, и присутствие родителей на таких серьезных съемках Ингу смущало бы очень сильно.

– Только никаких голых поп! – категорически заявила мама, помогая собирать в дорогу вещи.

– Мама, ну какие попы! Ты же читала договор. Ясно написано: в одном эпизоде я обнажена по пояс, только грудь, да и то в профиль, – нервно взвилась Инга. – Эпизод коротенький, никто даже не разглядит, – поспешно добавила она, видя, как мать закатывает глаза.

– Я поверить не могу, что мы на это согласились, – сказал отец, присаживаясь на кровать. – Добровольно разрешили дочери выставить сиськи напоказ, чтобы их лапал какой-то пацан!

– Может, передумаешь, доченька? – с надеждой спросила мама.

– Так, родители, перестаньте, пожалуйста! А то я сама повешусь, не дожидаясь, пока это сделают фашисты, – не выдержала Инга. – Я не в стриптизе выступаю. Это кино, понимаете? Настоящее искусство! И, между прочим, хорошие деньги. И это будет не моя грудь, а как бы грудь Насти Томилиной. И не пацан вовсе, а Гриня несчастный, он запал на мою Настю, а потом предал ее.

– Все-таки будь поосторожнее, – строго сказал отец. – Не забывай: ты несовершеннолетняя. Поаккуратнее там с парнями. Не успеешь оглянуться, как в постель затащат. Прибью тогда!

Клава заохала, хватаясь за сердце.

– Выдумываете себе страшилки, – буркнула смущенная Инга, схватила сумку и потащила в коридор.

Эти съемки явились для нее настоящей школой жизни, и к их финалу она почувствовала, что внутренне стала гораздо взрослее и серьезнее.

По сюжету, ее героиня Настя Томилина, находясь в оккупации, ежедневно рисковала жизнью, собирая информацию о передвижении фашистских отрядов для ослепшего радиста, который передавал сведения нашим войскам. Фрицы пеленговали сигнал, прочесывали дома и лес, но Настя после каждой передачи уводила радиста в другое место. Предал их влюбленный паренек Гриня, ревнующий ее к слепому бойцу. В обмен на гарантии, что Насте не причинят вреда, он рассказал эсэсовцам о местонахождении радиста. Того схватили и расстреляли, а Настю повесили на глазах односельчан.

Инга так вжилась в роль, что после смен грустила. А как отсняли финальный эпизод с казнью – она прорыдала весь вечер: до того ей было жаль и Настю, и слепого радиста, роль которого исполнил польский актер Януш Новак. До начала съемок она посмотрела несколько фильмов с его участием. Инга сразу почувствовала симпатию к этому светловолосому, чуть скуластому парню с синими глазами. Она могла бы влюбиться в него. Януш сносно говорил по-русски и знал английский, и недопонимания между ними не возникало.

Гриню играл наш актер, Сергей Воронин. Это был чернявый, похожий на цыганенка, худенький парень с настороженным взглядом. Инге он не понравился сразу, и не из-за своего отрицательного героя, а как человек. Она видела, что Воронин путает роль и личные отношения, пытаясь в перерывах и между сменами закадрить ее. Она молча игнорировала его навязчивое внимание, и он вскоре переключился на какую-то эпизодическую актрису.

Когда съемки закончились, после банкета к Инге подошел помощник режиссера Олег Мусин.

– Так нельзя, ты неправильно относишься к работе, – сказал он. – Будешь и дальше рыдать над своими героинями – быстро сгоришь, начнешь нюхать или сопьешься.

– С чего бы это? – удивилась Инга.

– Потому что талант нужно правильно распределять и грамотно им управлять, – назидательно сказал Олег. – Мой тебе совет на прощанье: иди учиться. Профессиональное образование, конечно, часто портит, но тебе, я думаю, это не грозит.