– Жак, а не Жан, – поправила Лена.

– Обязательно слетаем, как-нибудь на выходные, – пообещал Игнат и чмокнул Юльку в лоб.

Лена после этой встречи мрачно изрекла: «Меняю письку на пропиську!». Глеб не сомневался, что так и есть. Инга тоже потом сказала, что любовью там и не пахнет.

– Ясно как дважды два, только Игнат этого не видит, – скривился Глеб.

– Нет, я об Игнате и говорю, – пояснила Инга. – Он к Юльке относится так, словно чем-то обязан ей, это чувствуется. Он не любит ее, но убеждает себя в обратном. Однако Юлька не такая глупая, как хочет казаться. По-моему, она играет в какие-то игры. У нее что-то на уме.

– Думаешь, она того, уже успела забеременеть? – удивился Глеб.

– Вряд ли. Он, видимо, с самого начала так к ней относился. Ты знаешь Игната лучше, чем я. Но я бы сказала, что это не любовь, но жалость. Так жалеют инвалидов, убогих, бездомных кошек и собак.

Клюев рассмеялся.

– Это ты в точку! Она и есть убогая провинциалка… – Глеб осекся и взглянул на Ингу. – По характеру и мировоззрению, конечно. Я не имею ввиду изначальное место жительства, – добавил он.

Инга хорошо поняла оговорку Глеба о месте рождения. Она тоже не родилась в богатой столичной семье. Когда-то она, как и тысячи других девчонок, в выходные утром садилась на электричку, чтобы ровно через сорок пять минут выйти в Москве, на Казанском вокзале, и нырнуть в метро, сливаясь с людскими потоками, сходить в кино, а иногда, если позволяли деньги, и на два фильма, немного потусить с друзьями на Горе3, издалека рассматривая умопомрачительные мотоциклы байкеров, а напоследок побродить в одиночестве по улицам, заглядываясь на манящие другой жизнью театры, огромные афиши, золотые витрины бутиков и шикарных ресторанов. Она мечтала о другой реальности.

Господи, кажется, это было с кем-то другим! А ведь прошло не так много лет – и безызвестная девочка Инга Березина превратилась в многообещающую актрису, успевшую прочно завоевать место не только в отечественном кинопространстве, но и сняться в двух голливудских блокбастерах. Но что было особенно для нее важно – она обратила на себя внимание мэтров независимого европейского кинематографа.

Она была права, когда в семь лет категорически воспротивилась попыткам родителей заставить ее ходить в музыкальную школу, через два года – на плаванье, и даже на баскетбол – в пятом классе. Она по собственной инициативе увлеклась иностранными языками и ко времени своих первых серьезных ролей довольно хорошо владела разговорным английским и французским.

В четырнадцать лет, разбив большую копилку, она тайком от родителей сделала несколько студийных фотографий и отправила их в актерские агентства. Высокая натуральная блондинка с утонченными, но волевыми чертами лица должна была привлечь внимание. Она думала, что ее заметят сразу, но шло время, а ответов от агентств не было.

Однако расчет оказался верным. Через пять месяцев ей позвонили и попросили пригласить к телефону родителей. Для мамы и отца было ударом, что Инга сделала такую ужасную вещь, да еще без их ведома. Их протесты были банальны и вызывали у Инги истерику: все актрисы – шалавы, нужно думать об учебе и настоящей профессии.

Ей тогда казалось, что родители не понимают ее потому, что у них технические специальности: папа трудился мастером в цеху на станкостроительном заводе, а мама работала наладчицей на хлебобулочном комбинате. И поэтому мир большого искусства для них был пугающим и далеким, как и все необычное в этой жизни, что выходило за пределы их понимания. Они даже имя при рождении хотели дать ей какое-то другое. Это бабушка настояла, чтобы ее назвали Ингой.