Лена посмотрела на Ингу и Глеба. Они о чем-то говорили в сторонке, но вид у подруги был отстраненный. В последнее время не ладилось у них. Глеб всегда был лидером, но в отношениях с Ингой старался смягчать жесткие патриархальные взгляды на жизнь. А ей не нравилось слепое подчинение. Она и на съемочной площадке могла сорваться и послать куда подальше всю группу во главе с режиссером, если на нее начинали кричать и давить. Но когда ты по-настоящему талантлив, ты можешь позволить себе быть собой. Жаль, что Глеб не хочет этого понимать.

– Ты, братец, настоящий альфа-самец, – сказала однажды Лена, когда Глеб зашел к ней в магазинчик показать заколку с желтым турмалином. Он купил ее по случаю именин Инги. Ювелирный салон был по соседству с магазинчиком Лены.

– Да, сестренка, и это факт! – подтвердил Глеб. – Но в твоих устах это звучит как ругательство, – он расхохотался.

Лена критически осмотрела заколку.

– Мог бы и покрупнее камень выбрать, – язвительно заметила она. Но Глеба смутить было нельзя.

– Много ты понимаешь! Крупней не бывает, этот самый-самый, – пряча коробочку в карман, усмехнулся он.

Сестра укоризненно покачала головой. Зажгла благовония, взяла курящуюся палочку сандала и перекрестила ею Глеба.

– Изыди отсюда, бес лукавый! – стараясь не рассмеяться, проговорила она.

Глеб предупредительно поднял руку.

– Ты определись с религиозной ориентацией, сестренка, а то у тебя микс какой-то получается, – он обвел пальцем магазинчик, где мирно соседствовали предметы, которые в обычной жизни увидеть вместе нельзя: бронзовые и серебряные жабы, другие фигурки животных, призванные своим присутствием гарантированно обеспечить человеку счастье во всех его вариантах; денежные деревца всевозможных размеров, деревянные и металлические колокольчики, ароматные пачки благовоний, свечи любых форм и расцветок, христианские кресты, старинные Библии, наборы для ритуалов Вуду, древнеславянские обереги из бересты и драгоценных металлов, плетеные фенечки, таинственные сборы трав в пакетах, тонкие серебряные стилеты и осиновые колья. И это только часть полок. А талисманом магазинчика являлось огромное чучело оборотня в углу. Зверь стоял на задних лапах, готовый к прыжку. Если не знать, что чудовище искусно собрали из медвежьих, волчьих и обезьяньих костей и шкур, можно было усомниться в привычном порядке мироздания. Оборотня Лене сделали на заказ в Бухаресте.

– Иди уже, не отпугивай клиентов банковской физиономией, а то напущу на тебя Тузика, – кивнула Лена в сторону оборотня. Глеб, посмеиваясь, вышел.

Лена смотрела ему вслед. Какие же они разные! Он пошел в отца: такой же прагматичный и жесткий. Только, в отличие от папы, прячет цинизм за юмором. Отец идет к цели без улыбки, словно бультерьер на жертву. Но, может быть, так и надо? В мире крупного бизнеса и огромных денег все по-другому. Этого Лена понять никогда не могла. Потому и стала белой вороной, не оправдавшей надежд отца.

Она подошла к большому зеркалу из латуни, обрамленному старинной кельтской вязью, и осмотрела себя: вполне симпатичная такая ворона, с каштановыми волосами и зелеными глазами, натуральная ведьмочка на самообеспечении. Лена достала из ящика стола маленькую бутылочку, сделала глоток, взяла из коробочки орех в шоколаде, положила за щечку и довольно зажмурилась.

Не то чтобы отец любил ее меньше Глеба, нет. Но относился к ней немного снисходительно, как к чудачке, или слегка больному на голову человеку. В принципе, она и есть больная чудачка. Разве может нормальный человек добровольно уйти со второго курса факультета журналистики МГУ и заняться тем, что делает она? Но аморальные погони за сенсацией или продажная аналитика – это не для нее. И ей все равно, что об этом думают другие. В мире все относительно. Попади папа в Тибет, выглядел бы он со своим мировоззрением перед тамошними обитателями не менее экзотично, чем она в его глазах.