– Что скажешь? – спросила она.

Она пристально и ожидающе посмотрела на Белоснежку. Прямо как маленький, выпрашивающий ласку щенок. Белоснежке больше всего хотелось молчать. Слишком много информации для одного дня. Слишком много новостей. Слишком много разоблачений. Она еще не успела обдумать все это и понять, что из этого следует. И как ей быть дальше.

Белоснежка терпеть не могла, когда не знала, как ей следует поступить.

– Слишком много… для одного раза, – наконец произнесла она, вытирая затылок бумажным полотенцем. Одна капля воды тем не менее успела попасть за шиворот и текла теперь вдоль спины, как плохое предчувствие.

– Знаю. У меня было несколько лет, чтобы смириться с этим. А ты услышала все это только что…

– Да. Отец никогда не говорил… Я не знала о тебе. Отец…

Зеленка опустила свою руку на руку Белоснежки. Она расценила это колебание как всплеск чувств. Что ж, все верно. Но Белоснежка не хотела на этом этапе открывать слишком многое. Сначала надо узнать правду.

В Зеленке и в этой истории было что-то подозрительное. И напряжное. Совпадения казались слишком значимыми, чтобы быть правдой. Но ведь все подробности вроде сходятся… Мысли бешено скакали, и Белоснежка не могла выстроить их в одну ровную линию.

– Можно тебя кое о чем попросить? Не говори об этом своему отцу… нашему отцу. Не хочу, чтобы он узнал обо мне что-то от других. Хочу сама рассказать, когда наступит время, – сказала Зеленка.

Белоснежка кивнула. С этой просьбой было несложно согласиться. Ей, честно говоря, даже в голову не пришла мысль звонить отцу и расспросить, может ли быть такое, что у него в Праге есть дочь. Так в их семье не делалось. В ней все кружили вокруг да около, совершали обходные маневры и пытались выяснить нужное другими способами. Семейство, полное тайн. Наверное, это звучало как сюжет для молодежной книги, но в действительности было каменной глыбой, которая тяжко ложилась на плечи и из-за которой было так сложно смотреть в глаза другим членам семьи.

– Как ты выучила шведский? – спросила Белоснежка по-шведски.

Зеленка скромно улыбнулась и ответила на том же языке:

– Наверное, это звучит глупо, но как только я узнала, что мой отец говорит по-шведски, начала сама его изучать, – одна, с помощью книг и Интернета. Смотрела на «Ю-тьюбе» детские передачи и катала слова во рту. Они казались знакомыми. Smultron. Fånig. Längtan. Pannkaka[8]. Видимо, это отцовские гены.

Белоснежке было неохота комментировать, что такое предположение звучит бредятиной в духе нью-эйджа[9], что нет ничего общего между генетикой и психологией человеческого развития. Пусть верит, во что хочет.

В женский туалет вошла немецкая туристка, с любопытством взглянув на двух девушек. Снаружи послышался бой часов собора Святого Вита, которые сообщили, что уже два часа дня. Зеленка застыла на месте.

– Что, уже два? – спросила она.

Белоснежка кивнула. Взгляд Зеленки хаотично забродил, пальцы начали перебирать ремешок сумочки. Она выглядела как загнанный зверек. Теплота и спокойствие ее облика мигом испарились.

– Мне надо идти, – сказала Зеленка. – Увидимся завтра. В двенадцать.

– Здесь?

Она огляделась.

– Нет. Не здесь. Не очень хорошая мысль… Знаешь Вышеградский замок? Туда можно добраться на метро. Увидимся там.

Белоснежка не успела ничего ответить, не предложила место поближе, не спросила, куда спешит Зеленка, – та уже бросилась прочь из туалета, оставив ее пристально рассматривать себя в зеркале.

Пальцы женщины выбивали дробь на поверхности дубового стола. Его отшлифовали и покрыли лаком лишь месяц назад, с его поверхности убрали даже мельчайшие трещинки. Взгляд блуждал по стенам. Все там. Дипломы, почетные грамоты, вырезки из газет – яркая коллекция самых значимых достижений и взлетов ее карьеры, по которой кто угодно мог бы сказать о ее мастерстве. Но этого ей было мало. Ничто не бывает достаточно, не должно быть достаточно. Не в этой сфере. Здесь должен ощущаться вечный голод. Должно все время хотеться большего. Все должно существовать исключительно в сравнительной степени: лучше, трепетнее, громче, динамичнее, свирепее, любвеобильнее. Жажда нового. Нужно быть на нервах и всегда немного впереди; надо наносить удар, когда никто этого не ожидает.