Вот бы именно он оказался маринкиным мужем! Курить я его отучу. А в целом, очень же положительный мужчина.

Но я фатально ошиблась со временем. Ничего двумя часами не обошлось. После второго магазинчика последовал третий, потом обувной, потом парфюмерный, потом я сидела в кресле визажиста, а Гоша давал ценные указания, что со мной сделать и как преобразить.

Нет, я уже ничего не боялась. От карнавала, устроенного Гошей, моя голова пошла кругом. А под конец я с трудом узнавала себя в зеркале.

– Вот теперь мне нравится, – высказался довольный босс, параллельно доставая звонивший телефон.

Было уже поздно, часов семь, точно. Я повернулась к Гоше, успевая спросить, пока он не подключился к разговору:

– Теперь всё? Можно уходить?

Гоша улыбнулся одним уголком губ, пальцем показывая мне помолчать, и ответил на звонок.

– Да, Андрей? Нет, уже освободился… Конечно, есть. Что, опять болит? Ладно, завезу. Еще чего прихватить? Топор – слишком кардинально, босс. Сначала попробуем народные средства.

Гоша убрал телефон и жестом позвал за собой на выход:

– Сейчас заедем к боссу, спасем его от смерти, а потом я подкину тебя домой.

– Куда? Меня? Ой… Не надо. Я лучше…

– Я сам знаю, что лучше. Садись и молчи. Громов – буйный, когда у него приступы мигрени.

Некоторое время мы ехали молча, но потом я не выдержала:

– И часто у него приступы?

Гоша кивнул, внимательно следя за дорогой. Я рассчитывала на продолжение, но он молчал, а другие вопросы задавать казалось бестактным.

Но молчание и Гоша – вещи несовместимые.

– Это после покушения. Слышала, наверное?

– Не-а.

– Эх ты, деревня… Громов же вообще отвязный был. Тусовки, выезды, встречи, командировки. Никто же не думал, что его активность и напористость настолько заденут конкурентов. Он подвинул одних, потом – других, третьи взбрыкнули, и Громов их вообще выдавил с рынка, – Гоша снова сделал паузу. – А потом – бум! Мы думали, не соберем… Но он – боец. Выкарабкался. Урок усвоил. Стал, конечно, параноиком, но, главное, жив и зол. Теперь никаких переговоров – всех рвет на подходе.

– Угу, – подала я голос, не зная, что от меня требуется. Сочувствовать Громову или восхищаться им?

– Вот только наваливаются на него приступы головной боли. От них он вообще все человеческое теряет.

– А лечить не пробовал? С такими деньгами наверняка же можно вылечить любую болезнь?

Гоша хмыкнул:

– Эх, зая, скажи еще, новую жизнь можно купить. Не помогает. Лечил и лечит, и впустую. Сначала бросался на всех, потом забаррикадировался на седьмом этаже и руководит дистанционно, через своих секретарш.

– Я его у Ильи на совещании видела. Два раза.

– Иногда надо напоминать о себе. Вот потому собирает.

Тем временем мы выехали в пригород к одному из частных коттеджных поселков. Я рассматривала сказочные домики за заборами и офигевала. Перед одним из таких Гоша остановился.

– У тебя права есть?

– Нет. А что?

– Жаль. Идем.

– Ой, а можно я тут посижу?

– Нет. Там может затянуться. Так что посидишь внутри.

Я в очередной раз дала зарок молчать при боссе Громове, чтобы не провоцировать мигрень, и поплелась за Гошей, попутно разглядывая гармонично разбитый сад вокруг сказочного дома, явно косящего под натурализм и слияние с природой.

Громов у меня как-то больше ассоциировался с пентхаусом где-нибудь в Москоу-сити, а не с миленьким экодомом под Москвой.

– Он раньше в огромном небоскребе в Москва-сити жил, – вдруг пояснил Гоша, как будто подслушивая мои мысли. – Но от шума съехал сюда. Хотя причину приступов так и не установили: то резкий звук, то запах, то неловкий поворот головы или яркий свет. Что угодно может спровоцировать. Так что, помни, ни звука!