Трий с трудом представлял себе эту картинку. Табунники вообще бы не выпустили эту компанию из леса, все переговоры с людьми велись на их земле. Особенно весной, когда племенные жеребцы приходили в ярость даже при виде собаки, приближающейся к их гарему.

– Тебе виднее, это ж тебя украли.

– Наверное, они хотели получить за меня выкуп, – поразмыслив, предположила девушка.

– Или уже получили. Авансом, – не удержался от шпильки гнедой.

– Чего?! Ах… ты… да дядя во мне души не чает! Я, между прочим, его единственная племянница, а детей у него нет.

– Так он же вроде еще не старый, – припомнил Трий купеческие рассказы о нынешнем короле.

– Нет, но жениться во второй раз не хочет, – с искренним сожалением вздохнула девушка. – А тетя семь лет назад умерла…

– Выходит, ты еще и его единственная наследница?

– Ни за что в жизни! – пренебрежительно отрезала девушка. – У меня есть дела поинтереснее, чем протирать юбки на троне.

– Например?

– Ну… писать картины. И у меня отлично получается, я даже на выставку в Стармин их возила! – торопливо добавила людка.

Трий, вопреки ее подозрениям, не рассмеялся. Художники, способные остановить мгновение, запечатлев на холсте летящую птицу или цветок-однодневку, искренне его восхищали. Вот только у табунников подобное занятие считалось пустой тратой времени. Впрочем, рисовать они и не умели.

– А я луки делаю, тоже вроде неплохие. Жалко, мой сломали, а то я бы тебе показал. – Жеребец прикусил язык, спохватившись, что «кентаврийский» лук от человеческого отличит даже ребенок.

– Ух ты! – Девушка посмотрела на него куда уважительнее. – Обожаю рисовать оружие. У дяди огромная коллекция, всех известных мастеров. Поговори с ним, может, он тебя в поставщики для войска возьмет! А ты откуда родом?

– Оттуда. – Трий неопределенно махнул рукой назад.

– С побережья? – удивилась его спутница, без раздумий вычеркнув с мысленной карты земли табунников.

– Вроде того…

– Ты ведь не коренной шаккарец, да? У тебя такой интересный акцент!

– О, смотри! – Показавшееся впереди село спасло Трия от скользкой дорожки, на которую свернул разговор. Вдвойне вовремя: уже начинало смеркаться и от леса расползался туман, под покровом которого любили охотиться мантихоры.

Людка величественным жестом поправила прическу (точнее, намекнула, что обычно она там имеется), одернула платье и смело направилась к первому же дому.

– Э-эй, извините!

– А? – Хозяин, лысый кряжистый мужик лет пятидесяти, был занят: пытался пропихнуть сквозь дыру в плетне застрявшую там свинью. Свинья не лезла и очень по этому поводу возмущалась.

– Мы хотим попросить вас об одной услуге.

– А?..

– Нам нужна ваша помощь…

– А?..

– Я племянница самого короля! Я желаю переночевать в этом доме!

– А?.. – Мужик не выдержал и по-простому дал свинье пинка под зад. Та пробкой вылетела из забора, для порядка повизжала еще несколько секунд и умолкла. – Ну, чего вам?

Девушка, успевшая вспотеть и сорвать голос, уставилась на него с невыразимым упреком. Прежде чем ей удалось отдышаться, Трий порылся в сумке и протянул мужику тяжелую монету.

– За стол и ночлег.

– Так сразу бы и говорили. – Хозяин попробовал деньгу на зуб и махнул рукой, приглашая в дом.

Селяне уже успели поужинать, но для гостей стол накрыли заново.

– Лесса, – представилась девушка, когда селянин назвал свое имя и вопросительно поднял брови.

– Трий.

– Очень приятно! – Путники переглянулись и рассмеялись, спохватившись, что за несколько часов трепа так и не удосужились познакомиться.

Человеческая еда была пресноватой и слишком горячей. Но табунники в общем-то ели все, а низшим жеребцам привередничать и вовсе не приходилось. В общине Трий был чуть ли не самым мелким и неказистым – хуже своего отца, которому все-таки удалось заслужить кобылицу (тоже не великую красавицу, что отразилось на сыночке не лучшим образом). Для человека же он оказался выше среднего роста, а по поведению хозяйских дочерей заключил, что не лишен привлекательности. Сначала жеребчик подумал, что, видно, не разбирается в местных обычаях и подобное внимание принято оказывать любому гостю, но потом заметил кислое выражение Лессиного лица и чуть не рассмеялся. Не-эт, все женщины совершенно одинаковы!