Прижав ее к стволу дерева и взяв за обе руки, он подтрунивал над ней, и София наконец уступила. Она закрыла глаза и подставила ему губы. Они поцеловались нежно, как юные невинные влюбленные. Когда он открыл глаза, София пристально смотрела на него. Она обвила его шею обеими руками и прижалась головой к его груди. Запах ее волос и ощущение тела вызвали в нем дрожь и заставили его сердце учащенно забиться.

– У тебя глаза сияют, словно драгоценные камни, Майкл. Они голубые и чистые, как алмазы.

Она провела кончиками пальцев по его щеке, и ему показалось, что земля уходит у него из-под ног… Потрясенный этим ощущением, он несколько раз повторил ее имя:

– София… София…

Она проворно умчалась прочь от него. Смуглые ноги легко несли ее по саду. Она влезла на стену и встала, уперев кулаки в бока.

– Мне пора идти, мама будет беспокоиться, – сказала она, глядя на него сверху вниз. После минутной паузы она склонила голову набок и спросила, не хочет ли он зайти к ним с мамой на чашку чая в следующее воскресенье. Майкл задумался: он понимал, что это означает. Если он примет приглашение, мать Софии решит, что он ухаживает за ее дочерью, а это естественным образом ведет к браку. Она заметила сомнение в его глазах и, соскочив со стены, бросилась к своему велосипеду. Когда он влез на стену, она уже быстро крутила педали, стремительно удаляясь по пыльной дороге. Он долго смотрел ей вслед, пока она не превратилась в маленькую черную точку на горизонте.

Майкл держался подальше от кафе в течение двух недель. Ему хотелось увидеть ее, но он не имел намерения на ней жениться. София занимала все его мысли, и он приходил во фруктовый сад каждое воскресенье в надежде встретить ее. Но тщетно.

И вот он ждал ее неподалеку от кафе возле «стены плача». София уже знала, кто такой Майкл, и когда она сообщила матери, что он, возможно, зайдет на чашку чая, это вызвало у нее сильнейший приступ астмы. Как они могут принимать сына дона в своей жалкой каморке! София успокоила мать и предложила им встретиться в кафе. Она стыдилась своего дома не меньше, чем мать, и мечтала когда-нибудь устроиться поприличнее. Она мечтала также о том, чтобы выйти замуж за Лучано: тогда о мытье посуды за жалкие гроши можно будет позабыть.

София попыталась пройти мимо Майкла, сделав вид, что не замечает его, но он удержал ее за руку. Она вырвалась и, вспыхнув как маков цвет, повернулась к нему:

– Я не слишком хороша для тебя, Майкл Лучано? Ты меня стыдишься? Тогда оставь меня в покое, понятно? Я порядочная девушка и не позволю играть с собой в грязные игры. Ты не уважаешь меня.

– София, я уважаю тебя, поверь мне. Однако я не могу предложить тебе руку и сердце. Пока не могу.

– Тогда нечего ходить за мной и подкарауливать по углам, – ответила она, тряхнув головой и сердито прищурившись.

– Я скоро уезжаю. Возможно, на целых два года. Как я могу знать, что мы будем чувствовать по отношению друг к другу, когда я вернусь?

– Ты уезжаешь? – с замиранием сердца переспросила она.

– Да. Я собирался сказать тебе раньше. Я хотел бы встретиться с твоей матерью, сделать все как положено, но пойми… я не могу. Но я люблю тебя и… вот, смотри, это тебе.

Он вытащил маленькую коробочку. Она придвинулась ближе и потрогала замшевую поверхность, прежде чем открыла коробочку и нашла там медальон в форме сердца на золотой цепочке.

– А ты покатаешь меня в своей машине?

– Конечно. Она там, в конце улицы.

София впервые оказалась в его машине, и лицо ее сияло гордостью. Его «феррари» промчался по городским улицам, предместьям и остановился только у фруктового сада. Они страстно целовали друг друга, но София не позволила ему расстегнуть ее платье и дотронуться до себя. Она отвечала на его ласки и расплакалась, когда Майкл, в ярости стукнув кулаком по рулю, спросил, почему она отталкивает его.