Закончив ответ, Вася вложил его в большой и гладкий (для официальных писем) конверт, крупными буквами написал адрес, посмотрел на часы. Было без пятнадцати два. Вася заторопился в экспедицию (место, куда со всех редакций стекалась готовая к отправке почта). Из экспедиции её забирали два раза в день – в два и в шесть. Васе хотелось, чтобы его письмо ушло к Каспару Хаузеру в два, а не в шесть.

«Куда летишь?» – остановил взволнованного Васю на лестнице ответственный секретарь журнала – молодой писатель по фамилии Иванов.

Они как-то выпивали и закусывали жареными перепёлками в подвальной мастерской художника на Башиловской улице. Иванов был с Васей приветлив и дружелюбен. Марина смотрела на них, отошедших к окну, как-то озабоченно, покусывая губы и без конца разглаживая невидимую складку на свитере. В окно требовательно долбили клювами голуби. Похоже, художник их прикармливал, а потом, вероятно, ловил, и они превращались в тех самых перепёлок, которыми его будто бы снабжал друг-охотник. Художник готовил из них очень вкусное жаркое. Иванов хлопал Васю по плечу, восхищался красотой и умом Марины, говорил, что Васе дико повезло, что она обратила на него внимание, вспоминал Гертруду Стайн и Хемингуэя, Зою Богуславскую (Вася не знал, кто это) и Андрея Вознесенского. Потом залпом выпил фужер вина, обглодал хрустящее крылышко перепёлки, ободряюще подмигнул Васе и ушёл, скользяще поцеловав на ходу Марину в щёку. Вася остался, но Марина в тот вечер была рассеянна, отказалась угощаться жареной перепёлкой, отвечала как-то невпопад. У Васи сложилось впечатление, что мыслями она не здесь и не с ним.

«Охота тебе с ним париться?» – спросил Иванов, разглядев (его трудно было не разглядеть) адрес на глянцевом конверте.

«С кем?» – удивился Вася, в недоумении опустив глаза на конверт. Он не был похож на банный веник.

«Да с этим придурком, который подписывается Каспаром Хаузером?»

«А… что?» – пожал плечами Вася, выигрывая время для осмысления слова «подписывается».

«Второй год долбит нас бредовыми рассказами, хоть бы сменил псевдоним, что ли? За кого он нас принимает?» – продолжил Иванов.

«За кого?» – Вася обычно так переспрашивал преподавателей на зачётах и экзаменах, когда не вполне понимал, что они имеют в виду, но чувствовал подвох. Иногда срабатывало. Мнимая тупость оборачивалась благом. Преподаватели подсказывали против собственной воли.

«За неграмотных идиотов, – объяснил Иванов, – которые не знают, кто такой Каспар Хаузер!»

«Собственно, об этом я и…» – пробормотал Вася.

«Не регистрируй его письма, – посоветовал Иванов, – сразу в корзину!»

«Спасибо, что предупредил. Это последнее, – помахал в воздухе конвертом Вася. – Не пропадать же семидесяти пяти копейкам!» – подмигнул ответственному секретарю.

Но пошёл не в экспедицию, а на пятый этаж в библиотеку журнала «Огонёк», где схватил с полки «Энциклопедический словарь»:

«Каспар Хаузер (нем. Kaspar Hauser / Сasparus Hauser) 30 апреля 1812-17 декабря 1833. Известный таинственной судьбой найдёныш, одна из загадок XIX столетия, „Дитя Европы“… В психиатрии синдромом Каспара Хаузера называется психопатологический симптомокомплекс, наблюдаемый у людей, выросших в одиночестве и лишённых в детстве общения… Необычная судьба Хаузера нашла отражение в нескольких произведениях литературы и кинематографа. Поль Верлен написал от его имени стихотворение „Каспар Хаузер поёт“ (1881), отождествив себя с героем. В 1909 году Якоб Вассерман написал роман „Каспар Хаузер, или Леность сердца“, взяв за основу романтическую историю о королевском происхождении Хаузера. В Каспаре Хаузере автор вывел чистого сердцем человека, доброго и благородного от природы – своего рода вариант Алёши Карамазова. Чистым, непосредственным восприятием своего героя Вассерман проверял догмы религии, нравственные установления, человеческие взаимоотношения. Простодушные ответы Каспара ставят в тупик и приводят в отчаянье его наставников. Брошенный в водоворот жизни, он испуган огромным и жестоким миром, открывшимся перед ним. Так и не сумев привыкнуть к людям, к их морали, философии, он остаётся одиноким и непонятым».