Минхо с шумом выдохнул и продолжил бег, а Томас сделал единственное, чему пока научился лучше всего, – помчался следом.
Из-за страшного изнеможения остаток дня Томас почти не запомнил. Вернувшись в Глэйд, они с Минхо немедленно отправились в Картохранилище, где начертили карту сектора и сравнили ее с картой предыдущего дня. Вскоре Ворота закрылись на ночь, после чего Томас отправился ужинать. Чак несколько раз пытался завязать с ним разговор, но от усталости юноша почти не слышал его и лишь изредка бездумно кивал в ответ.
Не успели еще сумерки смениться темнотой ночи, а Томас уже лежал, свернувшись клубком на мягкой листве плюща в облюбованном юго-западном углу Глэйда, и думал о том, сможет ли заставить себя снова выйти в Лабиринт. От мысли, что сегодняшний подвиг придется повторить и завтра, бросало в дрожь. Особенно после осознания тщетности попыток найти выход. Работа бегуна вмиг утратила былое очарование. А ведь прошел всего один день.
Запал в душе и уверенность в том, что можно изменить ситуацию, окончательно угасли, а обещание, данное самому себе – вернуть Чака в лоно семьи, – растворилось в полнейшем изнеможении, боли и ощущении безнадежности.
Он уже почти засыпал, когда в голове вдруг зазвучал голос – нежный девичий голос, славно исходивший из уст прекрасной феи, заточённой у него в мозгу. На следующее утро, когда все перевернулось с ног на голову, юноша уже не смог бы точно ответить, слышал ли что-то на самом деле или ему только пригрезилось.
Однако все-таки Томас четко уловил и запомнил каждое слово:
– Том, я только что запустила процесс Окончания.
Глава тридцать четвертая
Томас очнулся, окутанный слабым мертвенным светом. Сначала он подумал, что просто проснулся раньше положенного и до рассвета оставался еще час, но затем услышал крики. Он посмотрел вверх, сквозь ветви деревьев, и вместо привычного утреннего неба, подернутого бледными красками рассвета, увидел над собой безжизненную серую плоскость.
Конец ознакомительного фрагмента.