– Галли, – произнес Минхо более спокойно, – ты просто трусливый недоносок, который никогда не хотел стать бегуном и ни разу не пытался принять участие в тренировках. Ты не имеешь права болтать о вещах, в которых не смыслишь. Так что заткнись.

Галли вскочил с места, пылая ненавистью.

– Еще одно слово – и я сломаю тебе шею! Прямо здесь, на глазах у всего Совета! – прошипел он, брызжа слюной.

Минхо рассмеялся, а затем взял Галли растопыренной пятерней за физиономию и с силой толкнул. Томас аж подскочил, глядя, как грубиян повалился на стул и, в падении разломав его, распластался на полу. Не успел Галли подняться, как Минхо мгновенно подскочил к нему и ударом ноги в спину снова отбросил на пол.

Томас потрясенно опустился на стул.

– Никогда больше мне не угрожай, Галли, – оскалившись, прошипел Минхо. – А теперь даже обращаться ко мне не вздумай. Никогда. Иначе, клянусь, я переломаю тебе руки и ноги, а затем сверну твою поганую шею.

Ньют с Уинстоном вскочили с мест и, схватив Минхо, принялись оттаскивать его от Галли. Растрепанный и багровый от злости, тот тем временем поднялся – впрочем, пойти в контрнаступление он не решился, а лишь стоял, тяжело дыша и пытаясь испепелить обидчика взглядом.

Наконец Галли неуверенными шагами попятился к выходу, злобно обводя глазами кураторов. Подобный полный ненависти взгляд можно увидеть только у человека, собирающегося совершить убийство, подумал Томас. Приблизившись к двери, Галли вытянул руку за спину, пытаясь нащупать ручку.

– Теперь все изменилось, – сказал он, плюнув на пол. – Тебе не стоило этого делать, Минхо. Ты совершил огромную ошибку. – Безумный взгляд переполз на Ньюта. – Я знаю, ты меня ненавидишь и всегда ненавидел. Тебя следовало бы подвергнуть Изгнанию за твою полнейшую неспособность управлять этой шайкой. Ты жалок, но и все остальные здесь присутствующие – не лучше. Грядут серьезные перемены. Я вам это обещаю.

У Томаса упало сердце. Неужели может произойти что-то еще хуже того, что уже произошло?

Галли рывком распахнул дверь и шагнул в коридор, но не успели кураторы прийти в себя, как он просунул голову в дверной проем и крикнул, злобно глядя на Томаса:

– А ты, вшивый Салага, возомнивший себя Богом, не забывай, что я тебя видел! Я тебя видел во время Метаморфозы! И то, что решат кураторы, не имеет никакого значения! – Он сделал паузу, обвел полусумасшедшим взглядом каждого в комнате и добавил, снова уставившись на Томаса: – Я не знаю, для чего ты к нам заслан, но жизнью клянусь, что остановлю тебя! И убью, если придется.

С этими словами он исчез, громко хлопнув дверью.

Томас сидел, как ледяное изваяние, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. За короткий период пребывания в Глэйде он успел испытать все возможные человеческие эмоции – и страх, и одиночество, и отчаяние, и горечь, и даже что-то наподобие радости. Но сейчас он чувствовал нечто доселе неизвестное – ему никогда еще не заявляли, что ненавидят настолько, что готовы убить.

Галли просто сумасшедший, сказал он себе. Он вконец спятил. Однако мысль не принесла успокоения – напротив, испугала еще сильнее: сумасшедшие способны на все.

Члены Совета притихли; кто сидел, кто стоял, но все без исключения пребывали в состоянии шока. Уинстон и Ньют отпустили Минхо, и все трое с угрюмыми лицами расселись по своим местам.

– Поделом ублюдку, – произнес Минхо почти шепотом. Очевидно, слова не предназначались окружающим.

– Можно подумать, ты у нас тут самый святой! – воскликнул Ньют. – О чем ты вообще думал? Тебе не кажется, что это перебор?