Митрослав решил прояснить обстановку и вступил в диалог:

– Ты чего голый, монах? – строго спросил он. – И куда идешь в таком виде?

– Так нет у меня ничего, – открыто улыбнулся лысый и развел руками, потом чуть наклонился и доверительно добавил. – А иду я путешествовать. Я – странствующий монах, стражник. Так что странствую отсюда.

– Куда? – внезапно затупил вслух тупивший до этого молча Обра.

Митрослав тем временем тоскливо молчал, предчувствуя проблемы. Пришлые НЕ должны уходить. Там, где этот гад воскреснет, рошванец останется гнить. И это сейчас. А через год – десяток. А через десять лет – как бы не сотня останется. Навсегда. А вот этот вернется. Быстро вернется. Как солдат он очень хорошо понимал: чужаки нужны, очень. Тем временем голый тип мирно отвечал Обре:

– Как куда? Путешествовать. Странствовать. Мне положено. – но при этом стоял, явно никуда не торопясь. Лишь тихонько переминался на одном месте и задумчиво почесывал бок.

– Так там же ничего нет, – зажато, но искренне удивлялся Обра, всем своим видом показывая, что не понимает тупости чужака, – куда ты пойдешь? Ноги сотрешь, пока других людей встретишь. И людей ли?! И что они тебе? Языка не знаешь, зад вон у тебя так совсем того. Голый. Нет у тебя ничего. Видишь же, строимся. Еще две-три седьмицы, и заживем!

– Это ты, стражник, заживешь, – внезапно очень нехорошо ухмыльнулся Пришлый монах. Его тон изменился с расслабленного на жесткий и злой. – Баба твоя заживет. В городе сидеть будете, а мы, бессмертные, в той же глуши куковать. В дозоре, на разведке, в пещерах и горах. Один только вопрос: за что?

– За что? – тупо переспросил Обра и беспомощно оглянулся на Митрослава. Тот стоял, сжав зубы и играя желваками. Чужак был проницателен и, что гораздо хуже – о многом уже догадался.

– Вопрос цены, достойный стражник недостроенной деревни Кижычи, – спокойно ответил лысый и продолжил, – пока вы покупаете нас и наш труд за сущую ерунду. Миску каши. Безопасность. Обещание учить – за долгую присягу и службу по ней. Цену назначает купец. И пока она мне не нравится. Я вернусь через десяток-другой лет. Посмотрю… как изменятся расценки.

Увидев, что Обра покраснел от возмущения и набирает в грудь воздуха ради очередной глупости, Митрослав решительно вмешался. Он шагнул к Пришлому вплотную и, сверля его взглядом, зло сказал:

– Вали, раз решил. Остановить не можем. Мать не даст, не за что тебя задерживать. Только смотри, как бы тебе не пожалеть потом, когда вокруг на десятки переходов ни души не будет!

– Начну жалеть – вспомню ту неделю, за которую к нашему костру не подошел ни один рошванец вечером. Вспомню кашу вашу. Ответы на наши вопросы тоже вспомню, – отрезал Пришлый, развернулся и устремился прочь из деревни. Не спеша.

Митрослав с Оброй долго стояли и угрюмо смотрели монаху вслед. Рошванцы пока нашли лишь троих "медных", которые не пойми откуда вылезли, полторы сотни "стальных", шесть тысяч "пустых"… и всего двух "серебряных", которых препроводили прямиком к Императору. Рошванец, уговоривший "стального" дать полную присягу, получал дом одним из первых, а здание-то в будущем становилось столичным: вся нация пока умещалась в пределах будущего великого города. Семью удачливого рошванца пробуждали от сна вне очереди. А главное – на всё время, пока "стальной" несет службу по этой присяге, убедивший его не платил налогов. "Доколе под его началом не будет свыше дюжины работников" – так гласило задание, выданное Императором через Мать. Но строжайше запрещалось передавать Пришлым какие-либо навыки, учить хоть чему-нибудь, отвечать на какие-либо вопросы. Улыбайся, будь вежлив, но попробуй ляпнуть хоть что-то лишнее, поделиться хоть крохой знаний – за тобой придут совсем другие стражники с особым магом и погрузят в сон. И проснешься ты через пару месяцев в кандалах, в каменоломне, со сроком лет в десять…