Кстати, деталька. Розанов чуть ли не в центр православного культа ставит труп, покойника, гроб выступает священным алтарем. И он же обращает внимание на то, как в иудаизме пренебрегают мертвым телом: это «нечистое», от которого нужно избавиться как можно скорее.

И. Т.: И вот как раз в связи с этим, Борис Михайлович, у меня второй вопрос возник: как получилось, что Розанов, при всем его демонстративном, в ранг мировоззрения воздвигнутом поклонении иудаизму, – что он заслужил репутацию антисемита, чуть ли не главного в России? Как известно, его исключили из Религиозно-философского общества как раз за антисемитизм.

Б. П.: Это связано с делом Бейлиса. Евреев обвинили в ритуальных убийствах: мол, кровь христианских младенцев употребляют при выделке мацы. Дело вызвало всеобщее негодование у всех пристойных людей, а на стороне обвинителей Бейлиса оказались совсем уж нерукопожатные люди. И среди них, увы, выдающийся писатель Василий Васильевич Розанов.

Он тогда писал статьи, доказывающие подлинность обвинения и уже после окончания процесса Бейлиса, которого суд оправдал, напечатал их отдельной книгой под названием «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови». Я знал о существовании этой книги, но в СССР ее прочесть было невозможно, ее не было даже в каталоге спецхрана Ленинградской публичной библиотеки. Прочитать ее мне удалось в Нью-Йорке, в библиотеке Колумбийского университета.

И. Т.: А я как раз читал еще при советской власти. Сейчас она в России переиздана в составе розановского собрания сочинений.

Б. П.: Ну еще бы, теперь много появилось истинно русских людей. Но вот что хочется сказать сразу же и категорически: даже несмотря на то, что он написал эту книгу, его все же нельзя считать антисемитом. Конечно, критиковали его правильно, и исключили из Религиозно-философского общества правильно. Более того, нельзя это сочинение, этот, можно сказать, поступок, списывать на общую невменяемость Розанова, о которой кто только ни говорил. На его безответственность. Тут другое и, решусь сказать, гораздо более интересное. Дело в том, что эти гипотетические жертвоприношения нравились Розанову, были для него доказательством истинности иудаизма – религии плоти и крови в противоположность одностороннему спиритуализму христианства. В пресловутой книге Розанов поместил описание практики ритуальных резников, осуществляющих приготовление кошерной пищи, когда из тела убитого животного должна стечь вся кровь. И Розанов сопровождает это описание многочисленными сносками, полными восклицаний: вот-вот, смотрите! о, как это важно! Он зачарован, опьянен даже не самим зрелищем, а его описанием, это ему «в масть». Можно было бы сказать, что это свидетельство его латентного, вытесненного садизма, если б Василий Васильевич не был такой пассивной бабой.

И. Т.: Это же Бердяев так его назвал в другой своей статье – «О вечно бабьем в русской душе». Но вот вопрос к вам, Борис Михайлович: вы сами к такому выводу пришли – об этих провокативных симпатиях Розанова или такие трактовки этого скандального сочинения Розанова вам уже где-то встречались?

Б. П.: И то и это. Я уже хорошо знал Розанова, чувствовал его со всеми его трепыханиями и почесываниями, как сказал бы Достоевский, так что оценить эту книгу трудности не представляло, сразу же было ясно, к чему лежит душа Розанова. Но потом, годы уже спустя, я прочел то же в книге Синявского «Опавшие листья В. В. Розанова», там даже библиография вопроса приводилась. Синявский указал, что это мнение первым высказал Петр Константинович Губер. Это вполне почтенный автор, между прочим исследовавший так называемый донжуанский список Пушкина. Он же написал еще в двадцатые годы хорошую книгу о Герцене, а также роман «Месяц туманов».